В 1613 году возобновились назначения в Украинный разряд: Большой полк — в Туле, передовой — в Мценске, сторожевой — в Новосили. С 1617 года в источниках упоминается Рязанский разряд: полки в Переславле-Рязанском, Михайлове и Пронске. В 1620-е годы, по словам А. А. Новосельского, «оборонительные меры» на юге были ограничены «самым необходимым», так как главной идеей внешней политики стал «реванш против Польши», а татарские набеги несколько поутихли[433]. Лишь смоленский провал заставил правительство царя Михаила Федоровича пересмотреть прежнюю тактику «штопанья» отдельных прорех в засечной черте (выражение А. И. Яковлева)[434].
Засечная черта — это своего рода «Великая Китайская стена» на русский лад. Только сделана она была не на века из камня, а из ближайших подручных средств — леса и земли путем устройства завалов и засек, охраняемых специально назначаемыми засечными головами и сторожами, а также окрестным населением. Для усиления мощности засечной черты использовались особенности рельефа, устраивались дополнительные сооружения: валы, рвы, частоколы, сторожевые крепости. Служба на охране засек напоминала пограничную, и ее целью также было не пропустить «безвестно» никакие вооруженные отряды, прежде всего татарской конницы. В XVI–XVII веках система засек, как писал их исследователь А. И. Яковлев, шла по «ломаной линии»: Шацк — Ряжск — Рязань — Тула — Одоев — Белев — Козельск. Засеки существовали и на исторических границах с Казанским ханством на линии Арзамас — Темников — Алатырь, откуда также ожидали возможного прихода крымских людей. Вся засечная черта Московского государства растянулась более чем на тысячу верст, но ее одной оказалось недостаточно. «Черта» располагалась все-таки слишком близко к Москве, и многие украинные города оставались неприкрытыми со стороны степи. Поэтому в 1630-е годы, сразу после Смоленской войны, началось возведение новых городов, выдвинутых еще дальше на юг к рекам Северскому Донцу, Осколу и Дону, рядом с которыми шли известные пути татарских набегов на Московское государство — Ногайский, Калмиусский, Изюмский и Муравский шляхи.
Сложность задачи состояла в том, что кроме организации строительства нужно было еще населить служилыми людьми новые города, становившиеся форпостами вековой борьбы со степняками. Города возникали как раз там, где могли пройти крупные отряды крымцев и ногаев. Со стороны Ногайского шляха в 1636 году были возведены Козлов, Тамбов, Верхний и Нижний Ломовы. В следующих 1637–1638 годах новые города появились со стороны Калмиусского и Изюмского шляхов — Усерд, Яблонов, Короча и Ефремов. Самым дальним оказался построенный в 1639 году между Изюмским и Муравским шляхами город Чугуев. К этому перечню надо добавить превращение Чернавска из «стоялого» острожка в «жилой» город в 1635 году и возобновление Орла в те же годы. Как заметил А. А. Новосельский, «все строительство было оборонительным, а не наступательным»[435].
Означало ли строительство новых городов, что правительство царя Михаила Федоровича полностью переключалось на южное направление внешней политики или цели борьбы с Речью Посполитой по-прежнему оставались неизменными? Ответить на этот вопрос сложно, поскольку результатами оборонительной политики царя Михаила Федоровича воспользовались уже его потомки, которым можно было не опасаться одновременных войн на западе и на юге.
Строительство первых городов — Козлова и Тамбова — показало, что выбранный путь достаточно эффективно помогает «от татар войну отнять». Но до полного строительства второй оборонительной линии — Белгородской черты — еще было далеко, эта работа завершится в царствование Алексея Михайловича. Поэтому правительство царя Михаила Федоровича одновременно занялось досмотром и ремонтом существовавшей засечной черты. В 1635 году в «Дворцовых разрядах» появляется запись о посылке дворян «розных засек досматривать, и делать им же». Воеводы были направлены к Арзамасской, Темниковской и Алатырской засекам организовать там сторожевую службу «для приходу крымских людей»[436]. Приказ Казанского дворца через казанского воеводу организовал службу на Тетюшской засеке, куда были мобилизованы служить даже монастырские крестьяне. Недавняя практика чрезвычайного военного времени грозила стать постоянной повинностью. По челобитной старцев Тетюшского Покровского монастыря, предлагавших переложить эту службу на ясачных чувашей, живущих «в избыли», в Приказе Казанского дворца был организован целый сыск. В этом территориальном приказе, вообще мало знакомом с деталями засечной службы, выяснилось, что в наказах засечным головам действительно была записана норма «стояти на засеках уездным людям з десяти дворов по человеку». Однако окончательное решение было возложено на воевод, которые должны были выяснить, служили или нет раньше на засеках уездные люди со служилыми людьми[437].
437
Акты исторические и юридические и древние царские грамоты Казанской и других соседственных губерний, собранные Степаном Мельниковым. Казань, 1859. Т. 1. С. 22–24.