Оркестр цирка состоял тогда как бы из двух коллективов: доигрывали последние годы перед пенсией музыканты, которые под руководством дирижёра Бориса Райского приехали в 46-м «по зову родины» из Шанхая, вторая половина — молодые, постепенно занимавшие места эмигрантов.
— «Шанхайцы» меня, дирижёра на 30-40 лет младше их, поддержали, вообще сделали много хорошего. Конечно, по своим «капиталистическим» представлениям о жизни это были в какой-то степени несчастные люди: плохо и тяжело воспринимали тогдашнюю советскую действительность. Для них, преданных музыке, добродушных, искренних, не было «профсоюзного» представления: сколько часов работать. Сколько было нужно, столько и репетировали. Они, но не другие...
Наблюдая в работе этих музыкантов, я в 2012-м снял о них фильм «Шанхайский джаз» (канал ОНТ); запоздало понял, что фильм следовало назвать «Этот прекрасный несчастный джаз», потому что и самого Райского, и его музыкантов по приезду в СССР стали сажать, инкриминируя пресловутую 58-ю статью: «измена родине», хотя родина была не СССР... да и какая могла быть «измена» у одержимых одним: музыкой. И Михаил Яковлевич рассказал перед кинокамерой о горестной судьбе старых музыкантов, которых хоронил одного за другим. Последний ушёл во время съёмок фильма Борис Николаевич Гурьянов — тромбонист, контрабасист, а при Финберге — инспектор оркестра.
Семнадцать лет простоял за пультом циркового джаза Финберг. Все без исключения мастера славного советского цирка 70—80-х годов выступали на минском манеже и за рубежом под оркестр, который вела его рука.
Постепенно специфический цирковой бэнд, которому предназначено было играть марши, галопы да полечки, преобразил Финберг в концертирующий коллектив. И результат: зарубежные гастроли, концерты в Москве, выступления по ЦТ СССР, записи пластинок на фирме «Мелодия». Как был Минский оркестр при Борисе Райском и Дмитрии Соколове лучшим в системе «Союзгосцирка», таким и остался.
Финберг в это время много аранжировал, писал оригинальную музыку... Но писали и другие: молодые музыканты писали, но не музыку — анонимки. Он знал авторов. Представляю, как было на репетиции делать замечание, скажем, фальшиво играющему трубачу-анонимщику!.. Результатом — новый «сигнал» в инстанции. Писали обо всём, даже о ремонте в квартире дирижёра. Спасибо мудрому паркетчику, который предупредил, что под первую от входа паркетину он положил все накладные и квитанции на приобретённые материалы — это, чтоб бумаги не затерялись, не исчезли. Таскали Финберга по тем «инстанциям», выясняли справедливость наветов. Наконец, его, беспартийного, вызвали в ЦК, выложили анонимки — их было семнадцать. И сказали, что никаких претензий многочисленные «проверяльщики» не имеют. И вдруг... предложили сделать, как бы теперь сказали, «бизнес-план» на создание Государственного концертного оркестра («АБ» — аркестр Беларусi). Почему-то представить это следовало к утру.
Словом, цирк!
4. «Сегодня ты играешь джаз...»
На сцене КЗ «Россия» в полутьме бэнд играет оркестровую фантазию; добавляется постепенно свет... И зрители обнаруживают нечто необычное: джазисты стоят к залу спинами!
Звучит голос Финберга:
— Мы не перепутали, где зрительный зал, а где задник сцены. Это так начинал одну из своих программ Государственный джаз-оркестр БССР под управлением и при участии заслуженного артиста республики Эдди Рознера!
Полный свет, музыканты разворачиваются лицами к зрителям, играют без нот — пьеса выучена: это тоже традиция рознеровского оркестра, продолжателями которого считают себя музыканты «АБ».
...С середины 50-х джазовую традицию в Беларуси продолжал симфоджаз радио, руководимый перешедшим туда Райским. Финберг играл там третьим тромбоном, параллельно учился в консерватории. А по вечерам с коллегами «лабал» в ресторанах. Это осуждалось руководством, за это стыдили на собраниях: как же, «опустился» до игры в кабаке! А всё же хотелось молодым музыкантам заработать совсем не лишнюю десятку, но, главное, там могли играть нечто, не «радийное», не программное. В ресторанах, чтоб тебя не узнали, музыканты старались сидеть бочком к залу, в полутьме — свет только на ноты, — надевали тёмные очки. Через всё это прошёл и Финберг.
Когда сегодня слушаешь с грампластинок записи 60—70-летней давности, понимаешь, как далеко ушла техника исполнения, владения инструментами. Но всё же Рознер и его соратник, минчанин Ежи Бельзацкий, были яркими предшественниками, заложили джазовые традиции в Беларуси, которые в последующие десятилетия, пробиваясь через гонения властями джаза, проявились новациями в полусамодеятельных оркестрах Якова Лосева, Льва Леновского, Льва Моллера, Бронислав Сармонта, Бориса Райского, Вячеслава Михновича. И — на высочайшем уровне! — в оркестрах Михаила Финберга.