Инвестиционные условия банк выполнять не торопился, и оттого многое потерял. Особенно «Менатепу» не повезло на Урале, где медная империя Михаила Черного и Искандера Махмудова вышибла банк с большинства предприятий. Областная прокуратура даже умудрилась признать незаконной приватизацию Кировоградского медеплавильного завода под вздорным предлогом невыполнения инвестиционной программы. Как будто их кто-то когда-то выполнял.
Банк внимательней отнесся бы к своей промышленной империи, если бы в 1995 году эпоха инвестиционных торгов, когда заводы покупали за обещания, не сменилась эпохой залоговых аукционов, на которых промышленность покупали за бюджетные средства. Банку представилась возможность забыть о текстиле, лесе, пищевке — и получить сибирскую нефть.
В декабре 1995 года — в результате залогового аукциона и совмещенного с ним инвестиционного конкурса — Ходорковский получает 78 процентов ЮКОСа, второй по величине в России и четвертой в мире нефтяной компании.
Покупка Ходорковским ЮКОСа — одно из самых поразительных событий в истории российской приватизации. Нефтяные генералы — это особая каста. Они не допускают в свой круг москвичей, комсомольцев, «новых русских». Они держат компании железной рукой и не делятся добровольно властью ни с кем — ни с банкирами, ни с уголовниками. В начале девяностых в Сургуте было убито около десятка воров в законе. Любой москвич, пришедший со сватовством к Владимиру Богданову в «Сургутнефтегаз», летел бы до Москвы безо всякого самолета.
В отличие от Вагита Алекперова, самовластного хозяина ЛУКОЙЛа, и Владимира Богданова по прозвищу Кулачок, хозяин ЮКОСа Сергей Муравленко был обязан своим авторитетом отцу — основателю нефтяной Сибири — и Министерству топлива и энергетики, создавшему его компанию как собственный запасной аэродром.
Неизменно любезный Ходорковский увел ЮКОС из-под носа чиновников. Правда, в ходе аукциона случилась маленькая неприятность: «Российский кредит», «Альфа-банк» и «Инкомбанк», подстрекаемые прежними претендентами на руку и сердце Муравленко, огорчились намерением правительства назначить в долларовые миллиардеры именно Ходорковского. Дело чуть не дошло до стрельбы, но все разрешилось благополучно — взаимными помоями в прессе. Банки злоречиво утверждали, что баланс «Менатепа» трещит по швам от бессистемных приобретений, что у банка нет денег, кроме бюджетных, и что, таким образом, продажа ЮКОСа «Менатепу» отнюдь не операция по пополнению бюджета, а, напротив, операция по покупке ЮКОСа в частную собственность за государственные деньги.
Да, кстати. 78 процентов ЮКОСа обременены инвестиционной программой на 350 миллионов долларов. Программа не выполнена до сих пор.
За строительство нефтяной империи Ходорковский принялся всерьез. Бывший комсомолец прилетел в Юганск, надел болотные сапоги и пополз по скважинам, пробуждая классовую ненависть сибирских производственников к московским банкирам.
Перед Ходорковским стояли три задачи. Во-первых, прекратить элементарное воровство. Во-вторых, оптимизировать численность рабочих. В-третьих, минимизировать налоги.
Старые директора — что в ЮКОСе, что в Восточной нефтяной компании (купленной в конце 1997 года) — отличались барской щедростью. В Нефтеюганске в посредниках сидело двадцать фирм, половина которых принадлежала Отари Квантришвили. Воровали все — что нефть из скважины, что скрепки со стола. («Томскнефть», к примеру, покупала то трудовые книжки по завышенной в девять раз цене, то 120 тонн замороженной алычи, которой томскому городку Стрежевому хватит до 2008 года.)
ЮКОС избавлялся равно беспощадно и от социальной сферы, и от бандитских фирм. Вряд ли Ходорковский когда-нибудь расскажет, как решались подобные проблемы и какие морды рвались в его кабинет в Юганске. Одна пикантная подробность: свою задолженность перед ЮКОСом погасили все фирмы-посредники. Включая чеченцев и Отари Квантришвили.
Рабочих сокращают не менее безжалостно, чем бандитов. Один из последних планов реструктуризации ЮКОСа предусматривал троекратное снижение численности рабочих: из 76 тысяч человек, работающих в трех основных производственных единицах — «Юганскнефтегазе», «Самаранефтегазе» и «Томскнефти», — должно было остаться лишь 25 тысяч работников. Остальные переводились в самостоятельные сервисные компании, учрежденные совместно с местными властями, или в «социальные предприятия», на баланс которых передавались убыточные скважины. В результате ЮКОС сохранял треть персонала и 95 процентов активов, а неминуемая смерть «сервисных компаний» и безработица нескольких десятков тысяч человек к нему уже отношения не имела.