– Эй, ребята! Эй!
– Чего ты? – обернулся лейтенант, и в голосе его слышались досада и раздражение. – Сиди спокойно! Скоро приедем!
– Пока приедем, я на хрен замерзну! Мне бы чего-то из одежды! Зубы уже стучат!
– Да и хрен с ним! – Жестокосердный водила даже не повернулся, глядя строго вперед, на темную дорогу, освещенную тусклым желтым светом фар. – Тебе чего тут, промтоварный?
Давненько я не слышал слова «промтоварный»! Молодняк небось и не поймет, что это такое. А я помню! Древний я, как окаменевшее дерьмо мамонта. Ох и древний!
– Я щас тут околею от холода, воспаление легких словлю, а вы будете виноваты. И заяву на вас напишу, что вы надо мной издевались, везли голым, и поэтому я получил воспаление легких! Так что дайте хоть тряпку какую-то – прикрыться! Замерзаю!
– Нет, ну а что? Правда холодно, а он голый! – забеспокоился летеха, отреагировав на мои угрозы. Это водилу дальше фронта не пошлют, а участкового… ну, он тоже, считай, на фронте, только вот у него есть все-таки кое-какая карьера. Например, если жалоба найдет подтверждение, могут звание задержать. Или соберутся старшим участковым поставить, а у него взыскание есть! И другого поставят. Или захочет в другую службу перейти – начнут «шерстить» послужной список, и выплывет такой вот неприятный случай. Никому не нужны проблемные подчиненные. И уж тем более – начальники. В ментовке ни одна жалоба просто так не теряется.
– Останови! Я ему одеяло с заднего сиденья дам.
– Да ты чё, в натуре! – Водила искренне возмутился. – Вообще-то это мое одеяло! Я его из дому принес! Чтобы накрываться им, а не зад какого-то придурка прикрывать! Принеси свое одеяло да накрывай всех синяков!
Я даже чуть не хихикнул. Вот типичный образец разговора лейтенанта и сержанта в ментовке! Начальника и подчиненного! Никаких тебе армейских «исполнять!», «слушаюсь!». Да и глупо было бы иначе разговаривать – между прочим, хороший водила, умеющий поддерживать свою тачанку в должном порядке, это гораздо бо́льшая ценность, чем простой участковый!
Интересно, как летеха выкрутится из ситуации? Фактически его сейчас на хрен послали.
– Знаешь чё… если с ним что-то случится, я скажу, что это ты не дал ему прикрыться. По всему видать, мужик непростой, и не алкаш, точно. Не пахнет от него. Крыша поехала – это да. Но чтобы он нажранный был – такого нет. А то, мож, родня кого-то, типа первого секретаря, а ты ему пожалел грязное одеяло, залитое чаем и прожженное цигарками! Жлоб ты, в натуре. И ты будешь отвечать за мужика. Одеяло пожалел, ага! Жидовская ты морда! Куркуль!
– Чё сразу – «жидовская»?! Чё сразу «отвечать»?! Обзываешься еще! Куркуль я, вишь ли! – забеспокоился водила и нажал на тормоз. – Вы свое, мля, заработайте, а потом раздавайте! Отдай! Все отдай! Может, еще штаны снять и ему отдать?
– Если есть такое желание, отдай! – невозмутимо сообщил лейтенант, и я едва не рассмеялся, несмотря на свое дичайшее положение. Все-таки он выкрутился! Наехал – по всем правилам! Настоящий участковый – такие любые проблемы решают и уж точно с людьми контакт наладить умеют. Проверено!
Мне передали одеяло – грубое, кусачее, грязное, воняющее потом, табачным дымом и блевотиной, и я не помню, чтобы когда-нибудь с таким наслаждением заворачивался в кусок ткани. Одеяло, несмотря на его мерзкое состояние, оказалось теплым, и дрожь моя понемногу утихла. Кстати сказать, скорее всего, дрожь была вызвана даже не холодом, не такой уж и мороз на улице, – это нервная перегрузка. Ощущение, будто ты после длительной и тяжелой болезни, когда любой холодок вызывает дрожь, а любое тепло бросает в пот.
Привезли меня не в Волжский отдел, как я этого почему-то ожидал, а в Саратовский. Что по здравому рассуждению было абсолютно верно – Усть-Курдюм-то за городом, в Саратовском районе! С какого рожна они попрут меня в Волжский отдел?
Возле отдела никого не было, ни одного человека. Глухая ночь, улицы пустынны, и только ночной ветерок шевелит маленькую бумажку, застрявшую между камнями бордюра. Я нагнулся, поднял ее. И убедился – точно, он! Автобусный билет! Тот самый, отрывной, из детства!
– Эй, ты что там хватаешь? – обеспокоился злой как черт водила. – Каменюку, что ли?! По башке хочешь дать?!
Я протянул руку, показал, потом выпустил билет, и он полетел по ветру, кувыркаясь, как акробат под куполом цирка. И мне вдруг снова стало тошно. Я попал! Вокруг – ни одной родной души! Чужой мир, чужая страна. Да, чужая! Потому что мой мир в 2018 году, а сейчас… какой сейчас год?
– Сержант, какой сейчас год? – не задумываясь, спросил я.