Приготовил, как обещал, курицу на противне с картошкой и морковью. Не ставил до последнего – ну чего есть остывшую? Невкусно ведь! Остывшая, холодная картошка – это нечто несъедобное. Ее надо с пылу с жару есть. Только когда в дверях заскрипел ключ, сунул противень в нагретую духовку газовой плиты – процесс пошел!
Зина, задыхаясь, втащила в коридор небольшой чемоданчик, явно тяжелый, в чем я убедился уже через несколько секунд, забрав его у нее из рук, а еще – здоровенную сумку с какими-то продуктами. Захлопнув за собой дверь, привалилась к косяку и облегченно простонала, сбросив с ног туфли:
– Высокие каблуки – это, конечно, красиво! Но сука тот, кто их придумал! Хочу ему в ухо плюнуть! Ноги болят!
– А ты плюнь на эти чертовы каблуки, – посоветовал я, – и смени стиль. Надень брючный костюм и под него мягкие туфли на низком каблуке. И все будет нормально!
Потом она ушла в душ, а я сосредоточенно поливал соком, вытекшим из курицы, подрумянившиеся крупные куски картошки. Получалось очень аппетитно, и запах – просто божественный! Только я боялся, что Зина картошку есть не станет. Ибо – фигура!
Но, вопреки ожиданию, она ела. Немного, но съела, явно с удовольствием и чуть не закатывая глаза от наслаждения. Призналась – за весь день так и не поела. То в больнице была суета (комиссия, как на грех!), то в городе бегала по делам – в том числе и с моей «Эрикой» суетилась. Еле дотащилась до дома! Хорошо хоть, что не на общественном транспорте!
Потом мы пили чай и снова разговаривали о будущем. Обо всем на свете, начиная с жизни в стране и заканчивая Африкой, вернувшейся в первобытное состояние в результате народно-освободительных революций. К которым, кстати сказать, был причастен и Советский Союз.
Вечно мы кормили какую-то шелупонь, якобы лояльную к коммунистам. Как тот же Бокасса, президент Центрально-Африканской Республики, любитель «сахарной свинины». Так он называл человеческое мясо, которое даже в путешествиях возили за ним в виде консервов. Больше всего он любил есть детей и красивых женщин, но не брезговал и политическими противниками, а также нерадивыми чиновниками. Один министр ему чем-то не угодил, он велел его забить и приготовить на кухне. После этого привели всю семью этого самого чиновника, и Бокасса заставил их есть отца и мужа, нафаршированного рисом.
Когда Бокасса был в СССР, ему очень понравился обычай Леонида Ильича целоваться в губы. Он потом заставлял это делать своих приближенных. Говорил, что по губам, мягкие они или жесткие, определяет, искренен человек или это затаившийся враг.
И очень ему понравилось в «Артеке» – много красивых, сочных детей! Его там приняли в почетные пионеры…
Я рассказал это Зинаиде, она таращила глаза и ужасалась – само собой, ничего такого ни она, ни еще кто-то в Советском Союзе не знал. Впрочем, уверен, что кто-то да знал! Ведь что ни говори, а советская разведка была одной из лучших в мире. И не могла не знать о людоедских наклонностях диктатора. Но он был лоялен к Советскому Союзу, а значит… «он сукин сын, но это НАШ сукин сын!».
На следующий день (а это был вторник, приемный день в паспортном столе Волжского РОВД), я пошел за паспортом. Меня сфотографировали, когда я был еще в больнице (пришлось тогда побриться, но потом я снова оброс), и теперь я должен был получить и паспорт, и штамп в паспорте о моей прописке. Без прописки никуда на работу не устроишься. Легально – не устроишься. Впрочем, как и в 2018 году. На какую-нибудь шабашку – пожалуйста, даже если ты гастарбайтер без вида на жительство и разрешения на работу, а вот в серьезную, легальную организацию – никогда. А в Советском Союзе все было еще строже. Человека без прописки, а значит, и без работы могли запросто посадить за тунеядство. Была такая статья, и давали реальные сроки.
Все прошло пусть и не быстро, но вполне себе беспроблемно. Я отстоял очередь – всего лишь час парился в тесном коридоре, в котором нет ни скамеек, ни стульев, – заполнил нужные документы, расписался и вскоре уже шагал по мостовой, вдыхая запах раскаленного асфальта, нагретой земли придорожного газона и запах помоев, несущийся с боковых улочек.