— Может, дачники? — предположил Валерка.
— Не бывает тут дачников, — сказал Сашка. — Дорога, видели какая? Не ездят дачники сюда.
— Может, пешком кто из местных?
Они все стояли на крыльце, смотрели на соседский дом; Марина целилась в него камерой.
— Странно, — сказал Сашка. — Я же специально интересовался перед поездкой. Не живёт тут никто. Брошено всё давно — ни света, ни подъезда. А дом я помню. Это Феоктистовых дом. Хозяин — Фёдор — вместе с нами из деревни уехал. Мы-то в райцентр. А он куда-то далеко — то ли с казаками, то ли с казахами. Помню, мама с отцом обсуждали это…
Он вставил ключ в скважину навесного замка, и тот развалился. Перекошенную дверь пришлось толкать плечом — на пятый раз она поддалась, застонала, захрипела — открылась.
Внутри было темно.
Сашка зашёл — и остановился. Странно ему стало: всё вдруг ясно вспомнилось — вот тут выключатель с тугим щелчком и завитым проводом на фарфоровых шашечках, тут на двор выход с кованными щеколдой и кольцом, тут приступок под вёдра, там пыльный чулан, лестница на чердак, керосинка на ящике… Жуть — кажется, что бабушка вот-вот выйдет внука встречать.
— Чего встал? — заворчал Роман, подпирая. — Шевели булками, наследничек!
Не сразу освоился Сашка в родном доме. Говорить в голос не мог — как в мертвецкой оказался. Всё кругами ходил, руками трогал, головой молча качал — почти двадцать лет здесь не был, уж сколько лет о месте этом не вспоминал, а — надо же! — вернулся — и защипало в горле, забередило в душе.
— Мы в горнице спать ляжем, — доложился Валерка. — А вы тогда тут располагайтесь. В хоромах.
Марина хихикнула. И Сашка почему-то на неё разозлился.
— Зеркало в раме. Лавка из досок. — Марина ходила по комнате, выцеливала объективом камеры отдельные предметы. — Сундук.
Марина училась в престижном университете на продюсера, для неё всё здесь казалось экзотикой — как товары на египетском рынке или экспонаты гамбургского музея.
— Печь русская, топка, — говорила она, включив прожектор на камере.
— Шесток, — негромко поправлял Сашка.
— Котёл.
— Чугунок.
— Прибамбасы для печки.
— Ухваты и кочерга.
— Ковёр.
— Половик…
Обедать сели в три: нагрели консервов на таблетках сухого горючего, наломали хлеба, открыли пиво.
— Ну, ни хвоста, ни чешуи, — поднял банку Роман. — Где хоть рыбачить-то будем, хозяин?
Сашка махнул рукой на окна:
— За фермой пруд, там можно живцов половить. А река дальше у леса, километра полтора.
Валерка взглянул на планшетник:
— Джипиэс говорит, три километра до реки.
— Врёт, — сказал Сашка. — Ты кому больше веришь, китайской железке с американскими спутниками или мне?
— Вообще-то, железке и спутникам, — сказал Валерка. — Но здесь — только тебе.
Оставив пиво на лавке, Сашка занялся печкой. В избе было не холодно, но прогреть её всё равно следовало — чтобы затхлость ушла и сырость, чтобы дом ожил. Сухие дрова нашлись в подпечке — четыре полена с завитками бересты. Горка лучины занялась сразу, ясно. Береста завертелась, как живая, затрещала, закоптила.
— Сварим завтра уху, — сказал Сашка. — А вечером кашу сделаем.
Они допили пиво и разошлись: кто вещи разбирать, кто дом осматривать.
Ближе к вечеру, устроившись на месте, парни решили отправиться к реке. Оставив Марину на хозяйстве, загрузились в «галлопер», двинулись к лесу через можжевеловые заросли. Роман уже эхолот распаковывал, батарейки доставал, Валерка на планшете путь отмечал, чтобы потом в утреннем тумане не заблудиться.
— Махнём на место, которое у нас ямой зовут, — делился своими планами Сашка. — Там река разливается, и глубина за пять метров. Я в двенадцать лет в том месте то ли сома, то ли водяного зацепил — страху натерпелся! Вытащить так и не сумел, только морду усатую увидел… А ещё раньше говорили, что в яме щука умная водится, ей сто лет, она как бревно замшелое. Ляжет, иной раз, на мелководье, и ждёт, когда зверь или человек к воде подойдёт… Не купались мы в яме никогда…
— Выудим и щуку, — пробурчал Роман, разбираясь с настройками эхолота. — И сома твоего. И водяного с русалками.
Марина отложила камеру, когда на мониторе заморгал значок разряженной батареи. Электричества в деревне не было. Ребята привезли с собой генератор, но запустить его не соизволили, сказав, что солярку придётся экономить.
Марина представила, как она будет жить здесь ещё шесть дней, и поёжилась.