Однажды он очнулся, и не услышал голосов. Свет на кухне всё горел, но теперь он был едва заметен. Тишина давила на виски, от неё хотелось спрятаться, но она ждала и под одеялом, и под подушкой. Был там и поплавок на светящейся серебряной ряби.
Долго ворочался на сбитой простыне Вовка, напряжённо вслушивался, не выдадут ли своё присутствие затаившиеся старики. Потом не выдержал, приподнялся, заглянул в кухню.
Там действительно никого не было. А из открытого подполья, похожего сейчас на могилу, широким столбом лился свет.
Как на картинке в детской Библии.
Рано утром яркое солнце заглянуло в избу и разбудило Вовку, пощекотав ему веки и ноздри. Бабушка спала на кровати, отвернувшись лицом к стене, с головой укрывшись лоскутным одеялом. В комнате был порядок — только часы пропали и радио, да белел свежий шрам на тюлевой занавеске.
Стараясь не потревожить бабушку, Вовка слез с печи, быстро оделся, достал из хлебницы кусок подсохшей булки, сунул за пазуху. На цыпочках прошёл он через комнату, тихо снял с петли крючок запора, скользнул в тёмный коридор, пронёсся через него, отворил ещё одну дверь и выскочил на залитый светом просторный мост, откуда было два выхода на улицу — один прямо, другой через двор. Взяв из угла удочку, заляпанный ряской бидон и жестянку под наживку, Вовка покинул избу.
Вчерашнее почти забылось, как забываются днём ночные кошмары. Горячее солнце весело семафорило: всё в порядке! Лёгкий тёплый ветер одобряюще и ласково ерошил волосы. Беззаботно звенели и цинькали пичуги.
А где-то в пруду, в тине, ворочался словно поросёнок здоровенный карась. Такого на мотыля не поймать. Что ему мотыль? Такого надо брать на жирного бойкого червя, обязательно ярко-розового и с коричневым ободком. И на большой крючок, не на обычный заглотыш…
На задворках раньше была навозная куча. Она давно уже перепрела и заросла травой, но червяки там водились знатные. Вовка открыл это случайно, когда, начитавшись про археологов и учёного Шампольона, решил заняться раскопками вокруг бабушкиного дома, и выяснил, что самая богатая с точки зрения археологии область находится позади двора. Его добычей тогда стали лоснящиеся глиняные черепки, чьи-то большие кости, подкова в ржавой шелухе и зелёный стеклянный камушек, очень похожий на изумруд…
Вовка бросил удочку на росистую траву, поставил рядом бидон и взял прислонённую к венцу сруба лопату. И тут из-за угла двора шагнул на свет кто-то высокий и худой, в мятой клетчатой рубахе, выцветших солдатских брюках и сапогах. Длинные руки его болтались, словно верёвки, а на тонких пальцах была бурая кровь. Вовка едва не закричал, вскинул голову.
— Ты тётки Варвары внук? — спросил человек, и Вовка узнал его.
— Да, — сказал он неуверенно, не зная, как нужно разговаривать со взрослым дурачком.
— Она ведьма, — сообщил слабоумный Дима и сел на корточки, разглядывая Вовку странными глазами. — Это все знают… — Он улыбнулся, показав гнилые пеньки зубов, закивал часто и мелко, надул щёки. Потом выдохнул резко — и быстро, словно боялся захлебнуться словами, заговорил:
— Да, ведьма, я знаю, тётка Варвара ведьма, все знают, даже в Тормосове знают, и в Лазарцеве знают, раньше всё ходили к ней, лечились, а теперь не ходят, боятся. А как не бояться — у неё два мужа были, и умерли оба, а детей не было, а внук есть. Ведьма, точно говорю, все знают, а в подполье ведьмак у неё, она ему мужей скормила, и тебя скормит, и всех скормит — как кур скормит, кровью напоит, мясом накормит…
Вовка попятился, не решаясь повернуться к Диме-дурачку спиной, не в силах оторвать взгляд от его чумных глаз. Лёгкая тучка прикрыла солнце, и вмиг сделалось зябко.
— Не веришь? — медленно поднялся Дима. — Не веришь про бабку? А она ночью кур рубила, я видел, луна светила, а она топором их по шее — раз! они крыльями машут, убежать от неё хотят, а головы-то уже нет, и кровь брызжет, пена из шеи идёт, шипит, а они уже мёртвые, но ещё живые, она ими трясёт, вот, вот, вот! — Он из кармана брюк вытащил куриные головы, на грязных ладонях протянул их Вовке. И тот выронил лопату, шарахнулся в сторону, поскользнулся на мокрой траве, упал руками в куриный помёт, перевернулся, вскочил, запнулся больно о чугунную поилку и, не чуя ног, забыв об удочке, о червяках, о карасе-поросёнке, помчался назад, в дом, на печку, под одеяло.