Бабушка Анна спустилась на пол, пропала из виду. Возникла в комнате, собрала кое-какую посуду, унесла, погремела, постучала на кухне. Вернувшись, сказала громко:
— Я ложусь.
Ей кивнули.
— Ну, тогда спокойной ночи, — сказала она, поворачиваясь.
И Вовка заметил, что она холодно улыбается.
Этой ночью Вовка не спал совсем.
Бабушка Анна ворочалась рядом, притворялась спящей. В комнате на разные лады громко храпели чужаки. Тусклый огонёк ночника едва освещал циферблат часов. Если долго присматриваться, то можно было заметить, как движется минутная стрелка — чёрная на темно-сером. Вовка следил за ней, и думал о рыбалке, о бабушке Варваре Степановне и о родителях. Ещё он думал о том, как будет забираться в железный ящик.
На скрипучем стуле посреди комнаты лицом к двери сидел один из бандитов. На коленях его лежал автомат. Бандит не спал, он ёрзал на сиденье и время от времени чиркал спичкой, прикуривая. В два часа ночи он разбудил одного из товарищей, отдал ему автомат и, постанывая от удовольствия, растянулся на полу. Через минуту он уже храпел, а Вовка пытался разобрать, что бормочет его сменщик…
Время было тёмное и вязкое, как то варево на керосинке.
В начале четвёртого бабушка Анна открыла глаза.
— Сиди, жди, — шепнула она Вовке и, кряхтя, червяком полезла с печи.
В комнате она что-то сказала человеку с автоматом, и тот поднялся. Вместе они вышли за дверь и пропали почти на десять минут — Вовка уже начал тревожиться, и гадал, а не пора ли ему залезть в ящик. Но дверь открылась снова — в комнату на стену прыгнуло пятно света, похожее на глаз. Погасло. Две тёмные фигуры одна за другой перешагнули порог, встали, о чём-то тихо переговариваясь. Кажется, бабушка Анна хотела оставить дверь открытой, чтобы хоть немного проветрить комнату. Уговорила — распахнула широко, приставила круглую кадушку. И, хлебнув на кухне воды, снова полезла на печь.
— Отдушину в туалете открыла, — тихо сообщила она Вовке, укладываясь рядом и подпирая голову кулаком. — Как с Осипом и договаривались — знак ему. Теперь подождём полчаса и полезем… Ты не спи…
Чем меньше времени оставалось до назначенного срока, тем сильней колотилось Вовкино сердце. Лежать и просто ждать было совсем невмоготу. Вовка не знал, что вот-вот произойдёт в этом доме. Догадывался. Но наверняка — не знал. И незнание это душило его.
— Пора, — шепнула бабушка Анна, перевернулась на другой бок, подвинулась, тесня Вовку, и осторожно потянула на себя железную дверцу с сеточкой мелких отверстий.
Забиралась Анна Сергеевна неуклюже, медленно; лаз был маленький, чуть больше выреза в пододеяльнике, и она заползала в него по частям: сперва сунула голову, потом одно плечо, другое, туловище, зад, ноги… Не так уж много места осталось для Вовки.
Где-то — вроде бы на улице — отчётливо стукнуло, лязгнуло.
Человек с автоматом поднял голову, шумно потянул ноздрями воздух.
— Быстрее, Вова, — поторопила бабушка Анна.
Звук повторился — громче, ближе; загремело железо, заскрипело дерево, пахнуло сквозняком.
И Вовка, понимая, что выходят последние секунды, ногами вперёд полез в крепкий тесный ящик.
— Дверку, дверку не забудь закрыть…
В темноте коридора словно упало что-то, покатилось, грохоча. Бандит вскочил, наставил на дверь автомат. Храп оборвался, заскрежетала кровать. Заспанный голос спросил недовольно:
— Что за шухер?
— Там есть кто-то!
— Свет зажги.
— Клоп у самой двери. Боюсь.
— Ты меня бойся, вахлак! Шпалер тебе на что?
Что-то тупо ткнулось в окна. И словно босые ноги прошлёпали по половицам. Остановились.
— Вижу… — свистящий шёпот.
— Шпали, дура!
Вспышка, выстрел. И удар — сочный, словно арбуз уронили; всхрип, клёкот, утробное рычание. Тут же — длинная автоматная очередь, ругань и крик, — отблески дульного пламени, стремительные тени на потолке.
— Проволока, Вова! Проволока! Заматывай быстрей!
Влажный шлепок, хруст, треск, дикий вопль. Мощные удары, грохот, мат, рык, вопли. Стон, скрежет, хрип…
И чавканье, сопение, хлюпанье — словно огромный карась сосёт тину.
— Тихо, Вова… — в самое ухо. — Тихо… Только бы не услышал… Тихо…