Увидев селян, чужаки притихли, отступили к похожему на крепость джипу.
— Чего шумите? — сходу спросил Иван.
— А вы чего нам спать не даёте? — огрызнулся на него бритоголовый Миха. — Попугать нас решили? Или шутки у вас тут такие?
Плечистый товарищ его, выдвинувшись вперёд, глянул на охотничье ружьё, сплюнул сквозь зубы:
— Убери, отец, свой шпалер. А то завтра здесь пять машин с бойцами будут.
— А ты меня бойцами не пугай, — зыркнул на него Иван, и сам мужик крепкий, немалого размера. — Мы тут на своей земле, управу на вас найдём.
— Видно будет, кто на кого управу найдёт, — ощерился Миха.
— Идите-ка вы лучше проспитесь, мужики, — миролюбиво сказал Тимофей Галкин, пряча за спину большой хлебный нож. — Никому до вас дела нет. Чудите в своём доме, что хотите, только нам здесь не мешайте. И мы вам мешать не будем.
— То-то же… — процедил Миха, тяжёлым взглядом обводя мужиков. — Да я вас за такие шутки…
Обошлось без драки. Городские гости скрылись в джипе, а мужики, поболтавшись для порядка на улице, минут через двадцать разошлись. Остаток ночи прошёл спокойно, хотя в деревне уже глаз никто не сомкнул. До самого утра простоял возле колодца чёрный автомобиль. Несколько раз выбирались из него чужаки, ходили кругами по деревне, уже не шумя. Догадывались, что много человек следят сейчас за ними. Озирались, оглядывались затравлено. Боялись чего-то. А как стало светать, завели машину и укатили в сторону кладбища, вернулись в каменный дом.
Было о чём поговорить селянам утром.
Было, что послушать.
— Говорил же! — гордо восклицал дед Артемий, потрясая клюкой. — Предупреждал — не вышло бы что! Нету добра от тово дома. И никогда не было.
Ежеминутно крестящаяся Анна Николаевна кивала, соглашаясь с дедом, и говорила шёпотом, что видела из окна, как по пятам за троицей пьяных чужаков следовал большой человек в чёрной рясе.
После обеда к Василию ввалились гости. Прошли, не разуваясь, в дом, встали, загородив выход. Хозяин на тот момент отдыхал, лежал на продавленном диване, сквозь дрёму смотрел телевизор.
Испуганная Светка, ойкнув, исчезла на кухне, спряталась за печкой, притихла, в тяжёлую кочергу вцепившись.
— Небогато живёшь, — хрипло сказал привалившийся к косяку Миха.
Василий торопливо поднялся. На ноги не встал, сел только, лицом повернувшись к гостям. Кивнул:
— Не с чего мне богатеть.
— Ладно, если так… А может прячешь ты богатство-то? — Взгляд гостя сделался цепким, внимательным.
Василий хмыкнул:
— Ну да… Прячу… Ищи давай. Найдёшь, так со мной поделишься. Рад буду.
— Ты с нами не шути… Мы тут подумали, решили, что это ты ночью ряженый приходил. А кто ещё? Вчера пугал, истории про привидений рассказывал, гнал нас из деревни. Вот и пришёл…
— Ряженый? Ночью?
— Ты не придуряйся. Ещё раз явишься, точно пулю в лоб получишь, понял?
— Да не ходил я к вам, мужики! Правду говорю!
— Ну-ну… Говори, почему не хочешь, чтоб я дом купил? Утащил из него что-то, боишься, что откроется?
— Да нет же! Что там утащить-то можно? Давно всё разворовано, сами, чай, видели.
Гости переглянулись.
— Смотри у меня! — погрозил кургузым пальцем Миха. — Я тут, надо будет, всё вверх дном переверну. Дай срок!
Чужаки помолчали тяжело, дыша перегаром, потом развернулись дружно, как по команде, и вышли один за одним.
Простонали под ботинками половицы. Хлопнула дверь. Мелькнули за окном тени; широкая ладонь легла на стекло, сжалась в кулак — и исчезла.
— Да что же это делается, Вася? — жалобно спросила жена, заглядывая в комнату.
— Из-за денег всё, Света… — сказал Василий, слепо глядя в телевизор. — Почуяли волки поживу… Эх, не успел я… Чуть-чуть не успел…
Вечером того же дня чёрный человек явился всей деревне. Вышел он из леса, с той стороны, где, вроде бы, был похоронен отец Гермоген со своей семьёй. Зина Горшкова как раз отвязывала козу, что паслась у кустов. Выпрямилась с верёвкой в руках, глянула — и аж затряслась.
Чёрная фигура словно плыла над травой. А сквозь неё тускло просвечивали белые берёзовые стволы.
Вдовая Танюша Смолкина, живущая на краю деревни, вышла запереть рассевшихся по насестам куриц. Увидела бредущего мимо человека в рясе, поняла, кто это, взвизгнула — и осеклась, вмиг онемев. Три дня потом ещё заикалась.
Алексей Злобин, заядлый рыбак, вытащил из пруда проволочную вершу, вынул пяток карасиков, на чешуе которых отсвечивала вечерняя заря, повернулся к стоящему сзади ведру — и остолбенел, открыв рот.