На столе в кабинете писем не было.
— Вот тут же лежали, — несколько раз повторила Зина, на угол стола показывая. — Я точно помню, я видела.
В комнате был беспорядок: валялись рваные газеты, Володькин компьютер на боку лежал, какие-то значки по всему полу разлетелись, паяльник на проводе висел.
— Я не убиралась ещё, — пояснила Зина. — Я когда из дома уходила, Володя здесь сидел, паял чего-то. А потом ему, наверное, плохо стало. Вот он и компьютер опрокинул, и значки свои покидал.
Она вздохнула — будто застонала.
— Так может он с собой письма унёс? — спросил Степан Петрович, обходя стол и последовательно выдвигая ящик за ящиком.
— Не было при нём ничего, — помотала головой Зина. — Не знаю я, куда они делись.
Она принялась помогать Степану Петровичу. Ей и самой было любопытно, куда пропали конверты. Да и мужа она побаивалась: вот поправится он, из Богородского вернётся — с неё же и спросит…
Они всё перерыли — не было в комнате конвертов. Только и нашли, что открытку старую под столом. Степан Петрович придирчиво её оглядел: сохранность хорошая, тираж указан небольшой, картинка интересная — может и стоит каких-нибудь рублей.
— Я возьму её?
— Не знаю даже, — Зина пожала плечами. — Тут Володино всё.
— Мы с ним рассчитаемся, когда он вернётся.
— Ну… Берите, наверное. У вас целее будет.
— А конверты, если найдёшь, позвони.
— Ладно… Ума не приложу, куда делись. Вот тут лежали. На самом видном месте…
Прощались они уже по-приятельски. Зина дала волю чувствам, гостя до машины провожая, разревелась, глухо запричитала; смущённый Степан Петрович неловко гладил её по волосам и без уверенности в голосе обещал помочь, если будут какие-то трудности.
Сев в машину, Степан Петрович ещё раз осмотрел найденную под столом открытку. Неровные буквы, ребёнком писанные, перечитал: «здравствуй… жди… много-много-много лет жизни…». И, о своей непростой семье вспоминая, подумал рассеянно, что настоящую ценность этой открытки могут определить лишь два человека — неведомая бабушка, давно уже, наверное, умершая и её неведомый, давно уже выросший, внук.
А почтовая марка, год выпуска, картинка, тираж — пустое это всё…
Он положил открытку на сиденье рядом и завёл «Москвич». Вздохнул глубоко, чувствуя знакомую саднящую боль под сердцем. Вывернул тяжёлый руль двумя руками. Уже темнело, и он включил фары перед тем, как дать задний ход. Когда машина разворачивалась, полоса электрического света сползла на растущие против Володькиного дома кусты. И Степану Петровичу померещилось, будто там, покачиваясь, стоит какая-то сутулая чёрная фигура. Он не успел её разглядеть — машина, подпрыгнув, вернулась в колею; фары высветили дорогу.
А когда Степан Петрович уже выезжал из Мосейцева, ему вдруг почудилось, что сзади сидит кто-то страшный, и тянется к его шее худыми руками, похожими на куриные лапы.
Он резко обернулся, едва не выпустив руль…
Никого там не было.