Отец, смеясь, рассказывал нам об этом событии. Но фарс был только внешней стороной того грозного времени.
В Чернигов была прислана карательная экспедиция во главе с генералом Дубасовым, которая учинила лютую экзекуцию над крестьянскими представителями земского собрания за «ослушание царя-батюшки». Волна протеста прокатилась по Черниговской губернии. То там, то здесь загорались имения помещиков.
Вот как вспоминает об этих событиях селянин из Черниговщины С. Гавриленко, который еще в 1894 году вместе с Коцюбинским работал в комиссии по борьбе с филлоксерой: «Это были тревожные годы, нарастало революционное брожение. Крестьяне начали громить имения помещиков. В нашем селе разгромили тогда господскую экономию, а я ездил к Михаилу Михайловичу как посланец от крестьян. Мне поручили посоветоваться с Коцюбинским, как и когда выступать против городской власти».
На «понедельниках» у Коцюбинских горячо обсуждалась подготовка забастовки в статистическом бюро в связи с незаконным увольнением сослуживца Альтшулера, сбор средств на усиление самообороны во время еврейских погромов, революционные выступления крестьян. В числе тридцати девяти лиц Михаил Михайлович подписывает приветственный адрес Финляндскому сейму, поздравляя финнов с успехами в борьбе против царского правительства.
«Нам очень тяжело видеть, — читаем в приветствии, — что права финского народа так сильно попираются. Наше сердце всегда было и будет с Вами, которые отстаивали и все еще продолжают отстаивать свои права и свободу… Мы твердо уверены в том, что права и свобода восторжествуют, и что Финляндия вернет свои права, и что все народы в России последуют Вашему благородному примеру для получения одинаковых прав, дабы они, наконец, могли жить в мире и в согласии»[41].
Из секретного донесения Черниговского губернского жандармского управления узнаем: «Гельсингфорс. В гельсингфорсской шведской газете «Хуфвудстадсбладет» за № 51 сего года появилась заметка о том, что будто бы жители г. Чернигова прислали на имя Финляндского сейма приветственный поздравительный адрес, написанный на малороссийском и французском языках, в котором выражается сочувствие Финляндии в борьбе получить законные права, упоминается историческая судьба Малороссии и выражается желание, чтобы закон и правда восторжествовали и чтобы всем племенам в государстве была обеспечена мирная и спокойная защита жизни. На адрес пришел ответ. Сообщаю об изложенном, ввиду того что все поступившее в сейм составляет тайну.
Прошу, если можно, добыть посланный адрес и ответ на него…»
Чтобы наладить связи с политэмигрантами, Коцюбинский в мае 1905 года выезжает за границу. Он едет в Швейцарию, где надеялся завязать связи с эмигрантами через семью Дебагорий-Мокриевича, близко ему знакомую по Чернигову. (Юлия Александровна Дебагорий-Мокрневич — девичья фамилия Гортынская — приходилась двоюродной сестрой Вере Иустиновне.)
Но адрес этой семьи брат Юлии Александровны дал неверный. «Черт побери этого Сашку с его адресом! — сердился Михаил Михайлович. — Встал сегодня рано, чтобы застать Юлю, разыскал по плану улицу и пошел. Это довольно-таки далеко. Наконец нашел улицу, но дома № 206 bis нет и в помине».
С Юлией Александровной Дебагорий-Мокриевич Михаил Михайлович имел политические связи давно, еще до ее эмиграции за границу. Так, уже в 1900 году в письме к Гнатюку он писал: «Будьте добры, как только получите это письмо, вышлите 4 экземпляра «В путах шайтана» в переплетах по адресу: Англия, M-r Hans Jessen (для Ю. A.). Wickford, Jessen Angletere. А через несколько недель снова сообщал, что «английский адрес может служить только на один раз…», зная уже, что Юлия Александровна переехала на жительство в другое место.
Показательно, что вслед за Коцюбинским за границу отправляются руководитель социал-демократической организации Черниговщины Н. А. Черлюнчакевич и видный социал-демократ И. Г. Дроздов, с которыми отец поддерживал отношения.
Находясь проездом во Львове, Коцюбинский интересуется настроениями крестьян Западной Украины. Вместе с И. Франко и В. Гнатюком он ездит по селам. 16–17 апреля они побывали в селе Яйковцы, остановились там у знакомого Франко — С. Борачко. По возвращении во Львов долго пришлось ждать поезда на станции Кохавини. Иван Яковлевич написал там своих «Конквистадоров». В память об этой поездке осталось весьма известное групповое фото: Ив Франко, М. Коцюбинский, В. Гнатюк. Тогда же Франко подарил Коцюбинскому четыре свои рукописи в автографах: «Святой Климентий в Корсуне. Замечания к истории старорусской легенды», «Притча о слепом и хромом. Замечания к истории литературйых взаимоотношений древней Руси», «Eine ethnologische Expedition in das Bojkenland» («Этнологическая экспедиция на Буковину»), «Der Dorn in Fusse», «Еіnе Erzählung aus dem huzulen Leben» («Тернии в ноге», «Рассказы из гуцульской жизни»).
Этот подарок Франко, к сожалению, не долго сберегался в письменном бюро Михаила Михайловича. Прошло несколько месяцев, и Коцюбинский вынужден был передать драгоценные автографы на сохранение в Черниговский музей В. В. Тарновского — время было тревожное. Отца неоднократно вызывали на допросы. Семья Коцюбинских ждала обыска и боялась, чтобы эти автографы не погибли в папках жандармерии. (Их удалось отыскать в музее в 1940 году.)
Обыск в нашем доме был действительно произведен.
Хмурое утро. Мы, дети, завтракаем в столовой. Стуча сапогами, входит Явдося. Она вносит охапку березовых дров и с грохотом сбрасывает их возле печки.
Явдося — крепкая, черноволосая, ласковая женщина. В семье ее любят. Она садится на скамеечку, сдирает кору с березовых поленьев и разжигает огонь. Кора скручивается в трубки, огонь гудит в трубе. На поленьях проступает кипящий сок.
Со стен столовой смотрит на нас Мария Заньковецкая в украинском костюме. Свою фотографию она подарила отцу на память.
Девять часов утра.
Из спальни выходит мама. Выглядит она усталой, глаза смотрят строго. Вслед за ней появляется отец. Он, наоборот, возбужден, движения его решительны. Тетя Лидя капает в рюмочку сердечные капли для бабушки. Никто не обращает на нас никакого внимания. Отец меряет шагами комнату и говорит, ни к кому не обращаясь: «Это безобразие! Это черт знает что! Какая-нибудь тупая морда в полицейском мундире, в грязных сапожищах может влезть ко мне в дом, рыться в моей переписке, просматривать мои книги и всячески издеваться над моим человеческим достоинством!..»
Искали нелегальную литературу, номера газеты «Искра», тайную типографию со шрифтами.
Из жандармских документов, сберегающихся в фондах Черниговского литературно-мемориального музея М. Коцюбинского видно, что отец под кличкой Лысый был внесен в «Сводку данных наблюдений по городу Чернигову за лицами, которые принадлежат к местной организации социал-демократической партии».
Михаил Михайлович получал для распространения противоправительственную литературу из Киева от Константина Лукича Хохлича (партийная кличка Кириллова). В делах жандармерии сохранились две квитанции на отправку отцу этой литературы. С Хохличем отец позже сотрудничал в украинском сатирическом еженедельнике «Шершень», который выходил в Киеве в 1906 году.
Среди книг, которые Хохлич посылал отцу, были политические брошюры: «Долой произвол, насилие над гражданами», «К Девятому января», «Кто народу враг», «Почему у нас до сих пор нет избирательного права», «Швейцарский союз», «Приложение тактики и фортификации к народному восстанию», а также «Манифест Коммунистической партии».
Литература присылалась отцу на протяжении трехчетырех лет. Из жандармских документов узнаем, что К. Л. Хохлич, работая почтовым чиновником в Киеве, дважды привлекался к судебной ответственности — в 1902 и 1905 годах[42]. Во время неоднократных обысков у него обнаружили не только адреса прогрессивных деятелей того времени, в том числе и М. М. Коцюбинского, но и много противоправительственной литературы, связанной в большие пачки.