Летом 1890 года в канцелярии киевского губернатора Михаилом был получен заграничный паспорт, и он отправляется во Львов. Готика львовских костелов, роскошные парки, узкие, как ущелья, извилистые улочки перенесли Коцюбинского в другой мир, а встреча с крупнейшим украинским ученым, поэтом, прозаиком и публицистом Иваном Франко наполнила душу восторгом. Да, перед ним был действительно титан! В его присутствии юноша чувствовал себя незрелым, начинающим, неопытным.
Такое именно впечатление и вынес из встречи с ним Иван Яковлевич. В письме М. Драгоманову от И (24) июня 1890 года Франко пишет: «из Украины были здесь двое: д-р Галин из Киева и один молодой человек из Винницы (М. Коцюбинский). С первым я не виделся, со вторым говорил. Он начинающий беллетрист, и ничего более»[8].
Во Львове завязались и издательские связи молодого Коцюбинского. Он посетил редакции журналов «Правда», «Звонок», «Заря» и «Дело», познакомился с их редакторами: А. Барвинским, В. Шухевичем, Василием Лукичем и И. Белеем. Позже в этих журналах стали печататься его произведения.
В конце августа этого же года осуществилась и давнишняя мечта Коцюбинского побывать в Каневе на могиле Тараса Шевченко. Скромный днепровский пароходик причалил к Чернечьей горе на рассвете. Михаил Михайлович был в толпе крестьян и идущих из Киева богомолок. В руках небольшой этюдник с акварельными красками, альбом. Долго с непокрытой головой стоял Коцюбинский у могилы Кобзаря. «…Печаль камнем отягощает сердце, слезы тихо льются из глаз, когда вспомнишь, кто здесь похоронен… — читаем в его очерке «Шевченкова могила». — Перед глазами встает вся жизнь поэта, его судьбина горькая, его желание хотя бы последние дни провести на родной земле, над Днепром:
«Не привелось!» — заключает Коцюбинский.
Очерк «Шевченкова могила», а также, сделанная Михаилом акварельная зарисовка светелки для приезжих вблизи могилы, были опубликованы в львовском журнале «Звонок» № 5 за 1891 год.
Поездки Коцюбинского укрепили его связи и с прогрессивным миром Киева. К 1892 году относится его знакомство со студентом Николаем Косачем и его сестрой — выдающейся украинской поэтессой Лесей Украинкой. С ними Коцюбинский не раз встречался в семье Сте-шенко. «Друзья у нас тогда были общие, — вспоминает Оксана Стешенко, дочь известного украинского писателя, театрального и общественного деятеля М. П. Старицко-го. — Михаил Коцюбинский, когда приезжал в Киев, бывал нашим частым гостем».
С этого времени между Коцюбинским и Лесей Украинкой завязывается переписка. В 1893 году она пригласит его участвовать в работе журнала «Звонок». «…Мы организовали содружество старших и молодых украинских писателей и поставили перед собой задачу способствовать развитию художественной украинской литературы… Еще раз прошу от имени всех наших товарищей не забывать нас своими трудами»[9].
Стремясь узаконить право на свою педагогическую деятельность, Коцюбинский в октябре 1891 года, не оставляя занятий с детьми, сдал экстерном экзамен при Винницком реальном училище на звание народного учителя.
Массу жизненных наблюдений принес ему так называемый лопатинский период — 1891–1892 годы, проведенные им «на кондициях» в селе Лопатинцы в качестве домашнего учителя у бухгалтера сахарного завода К. Мельникова.
Писатель тесно сходится с лопатинскими бедняками. Его друзьями становятся Андрей Дуляк и Мария Ксендз. Он дает крестьянам книги, читает газеты, бывает в корчме, посещает вечерницы и свадьбы.
Бывший ученик Коцюбинского Николай Мельников, вспоминая молодого учителя, рисует его так: «С добрыми, немного печальными карими глазами, заостренной черной бородкой, лысый, с тихим, ласковым голосом, всегда ровный по отношению к людям различного сословия… Мы иногда помогали ему в работе. Сестра моя… со слов крестьян записывала народные песни, сказки, пословицы. Он говорил с крестьянами исключительно на украинском языке, раздавал книги… Такое близкое знакомство интеллигента с «простым» народом было редким исключением в те времена…»
С Андреем Дуляком Коцюбинского связывают многолетние теплые отношения. Михаил Михайлович помогал ему собирать и печатать фольклорные материалы. У Дуляка было тридцать семь книг, подаренных отцом, почти все с автографами. Среди них — Н. Рубакина «Из тьмы времен в светлое будущее. Рассказы из истории человеческой культуры». Эти связи не ослабевали на протяжении всей жизни писателя. «Благодарю Вас за новости лопатинские. Надеюсь, что многое изменилось у Вас к лучшему… — пишет он Андрею Дуляку. — Может быть, теперь уже больше стало сознательных людей, понимающих, кто они, каких отцов дети, как говорит Шевченко. А если таких мало, то Вы, видевший свет, должны просветить других. Тогда на склоне лет скажете себе: не напрасно я жил на свете, кое-что сделал для людей».
Крестьянская жизнь открылась Коцюбинскому многими важными сторонами. Стали понятнее и ближе нужды бедняка, его психология. Вот почему в рассказах писателя начала 90-х годов в сравнении с его первыми пробами пера 80-х годов исчезает литературщина, меньше становится морализаторских сентенций. Писатель вдумывается и вглядывается в изображаемое. Его интересуют внутренние побуждения поступков человека и их тесная связь с условиями, в которых он живет.
Детские рассказы Коцюбинского: «Харитя» (1891), «Елочка» (1891), «Маленький грешник» (1893) — вошли в фонд нашей классики. Детали, краски, образы — все здесь удивительно точно и законченно. Правда жизни — главное в них. Коцюбинский передает особенности детского мировосприятия, врожденную поэтичность, непосредственность, чувство долга, ранние раздумья крестьянских ребят над жизнью.
Известный в те годы маститый украинский художник слова Панас Мирный в письме М. М. Коцюбинскому от 3 мая 1898 года пишет:
«Прочитал я ее («Харитю». — И. К.), да и не мог опомниться. В такой маленькой повестушке и столько сказано! Да как сказано! Чистым, словно родниковая вода, народным языком; ярким, как солнечный луч, рисунком; небольшими соразмерными очерками, которые развертывают перед глазами большую — безмерно огромную картину людского горя, красоты мира, обнаруживают бездну мысли, тайные порывы души, тревоги детского сердца!.. Да, так только настоящий художник может писать!»
Мирный очень точно подметил главное в даровании Коцюбинского. Еще не закончились поиски молодого писателя — они, собственно, не прекратятся в течение всей его жизни, — но в детских рассказах обнаружился уже и характерный для Коцюбинского психологический рисунок, и звуковая «инструментовка» изображаемого, и живописание словом.
В чем оно — счастье? Вопрос этот становится для писателя главным. К свету, радости тянутся маленькие герои его детских рассказов. Безответным самопожертвованием исполнен душевный порыв Химы и Хомы, которые отдали последний пятизлотник в помощь голодающим («Пятизлотник», 1893). Счастье — драгоценный дар, говорит писатель, его надо беречь и лелеять, но оно неосуществимо в нынешних условиях. Таков итог нравственных исканий его героев.
Протест? Да, писатель ставит своего героя и перед такой возможностью. Попытки эти пока ограничены в своих формах и целях, как, например, в повести «На веру» (1891), но сами по себе они очень важны.
Повесть «На веру» была написана на основе подольских впечатлений отца. Как и на Киевщине и на Волынщине, в крестьянском быту здесь широко был распространен гражданский брак.
9
Фонды Черниговского литературно-мемориального музея М. Коцюбинского, инв. № 1786. Письмо Л. Украинки М. Коцюбинскому от 13 декабря 1893 года.