Исторические мифы в наше время широко используются в качестве инструмента как для мобилизации масс, так и для провоцирования социально-политических конфликтов. В нашем случае мобилизационный эффект подобной исторической мифологии достигается путем формирования негативной этнической солидарности, конструируемой на почве русофобии.
Однако последствия такой солидарности оказываются разрушительными для общества. Она создается искусственно, как целенаправленная реакция на образ внешнего и внутреннего «врага» в лице России, русских и этнических белорусов с русским самосознанием. История и нужна для того, чтобы «образ врага» выглядел устрашающе и убедительно. Борьба с таким «врагом» должна освящаться героическим нарративом и становится главным мотивом в процессе создания этнической нации, пропаганде защиты ее интересов и формировании национальной идентичности.
Нельзя забывать о мифе как о школе имморализма и жестокости. Историческая мифология культивирует этническую мораль, которая жестко разделяет мир на «своих» и «чужих», по отношению к которым все дозволено. В частности, русофобский миф культивирует исторические обиды, провоцирует жажду мести, поощряет ненависть, агрессию, межэтнические конфликты. Вот и в прагматике мифа «восстания Кастуся Калиновского», внедренного в массовое историческое сознание, наглядно выразилась социальная и нравственная патология, свойственная этническому национализму. В основе этой патологии лежит культ политического насилия, романтизация революционного террора и русофобия. Основной идеологический посыл этого мифа заключается в том, чтобы навязать представление о существовании исторической враждебности «белорусского народа» к самодержавной России, что, в конечном итоге, и вылилось в «героическое» вооруженное восстание.
Поэтому поражение польского мятежа преподносится как трагедия белорусского народа[43]. С этого момента «ретроспективная мифология» получает более отчетливую прагматическую направленность и новые идеологические импульсы. Восстание «Кастуся Калиновского», которому производителями «национальной истории» предписана роль «великого события», стало отправным, «сакральным» толчком для развития фабулы очередного мифологического сюжета. На этот раз речь идет о творении новейшего мифа о самоотверженной борьбе «белорусского народа» за «незалежнасць», выпадающей на период второй половины XIX — начала XX в.
Сюжет его таков. Свободолюбивый «белорусский народ», будучи «субъектом собственной истории», не смирился с поражением восстания и продолжил борьбу «за волю и лучшую долю», но уже в русле общероссийского революционного движения. В результате угнетенный, но не сломленный русификацией, «самостоятельный белорусский этнос» в процессе противостоянии с колониальным «царизмом» трансформировался в современную «нацию». Роль авангарда народной борьбы за свободу и «незалежнасць» сыграло упомянутое «национально-освободительное движение», которое и привело созревшую для свободы «нацию» к обретению долгожданной государственности. Сначала в форме непродолжительной Белорусской народной республики, а затем и в виде более долговременной БССР[44]. Нынешняя «незалежнасць», полученная в результате распада Советского Союза, выступает как закономерный итог самоотверженной борьбы за свободу, которую целенаправленно вел «белорусский народ» в течение последних полутора столетий.
Идейная преемственность, которую демонстрируют сменяющие друг друга мифологические сюжеты «национальной историографии», подчинена решению главной задачи — созданию «субъектной истории страны». Однако, историографическое творчество «свядомых» историков, приверженных идеям этнического национализма, приводит их к очередному конфузу, на этот раз, методологическому.
Идеология, принятая на вооружение этими историками, предписывает «белорусскому народу» как «субъекту собственной истории» роль целеустремленного и неутомимого борца за обретение суверенной государственности. Только вот в достоверной истории Российской империи (например, в восстании 1863 г., в отношении к монархии и к белорусскому национализму начала XX столетия) этот «субъект» вел себя совершенно иначе, нежели велит ему идеология, питающая производство мифов истории «собственной».
43
Такого рода умозаключения уместно охарактеризовать как местную разновидность комплекса «лакея Смердякова», известного персонажа романа Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы». Как известно, Смердяков переживал из-за того, что в Отечественной войне 1812 г. победили русские, а не французы. Поэтому «умная» французская нация не смогла покорить «глупую» русскую нацию. А хорошо, если бы получилось наоборот. Уподобляясь этому колоритному литературному персонажу, белорусские националисты скорбят о поражении польского восстания, рассчитывая, очевидно, что в случае его победы «умная» польская нация обеспечила бы воображаемой ими «Беларусі», и «незалежнасць», и светлое европейское будущее.
44
Живучесть подобных мифологических представлений демонстрирует нам вышедший в 2016 году биографический словарь участников восстания 1863–1864 г. Вот что пишет автор этого словаря: «После поражения попытка восстановления независимого Польского государства произойдет только через полстолетия — в результате событий Первой мировой и польско-советских войн. Предыстория и период восстания явились началом развития белорусского национального (в современном понимании этих терминов) движения, которое также через половину столетия привело к созданию белорусской государственности (БНР, ССРБ, БССР)». См:
Приведенная цитата является весьма показательной. Это характерный пример того, как историк, работающий в «национальным нарративе», неизбежно воспроизводит мифологический сюжет о «белорусском национальном движении», который призван убедить читателя в том, что в создании белорусской государственности главную роль сыграли
Мы видим, как автор совершенно произвольно устанавливает причинно-следственные связи между событиями восстания 1863 г. и появлением «белорусского национального движения». Однако, если автор действительно серьезно относится к «современному пониманию этих терминов», тогда, к вящему огорчению, ему придется узнать, что термин «движение», в силу отсутствия у белорусского национализма массовой социальной базы, к называемому им историческому явлению научно не применим. Более того, возникает вполне закономерный вопрос, как могло польское восстание 1863 г. стать источником белорусского политического «движения», которого в дореволюционной Белорусиии практически не существовало? Или, как это эфемерное «движение» вызвало к жизни столь разные формы белорусской государственности? Однако автор подобными элементарными вопросами предпочитает не задаваться.
В этой связи хотелось бы напомнить, что об отсутствии «белорусского национального движения» в дореволюционной России писал известный исследователь национализма Э. Хобсбаум, и не только он один. Главной причиной образования БНР и БССР стало не мифическое «национальное движение», а сугубо
Известно, что мифологическое мышление современных националистов не терпит противоречий. Вот и автор словаря не усматривает явного противоречия между собранной им информацией об участниках восстания и декларируемым мифом о «национальном движении, вытекающем из „предыстории и периода восстания“». Ведь из текста словаря явно следует, что повстанцы относились к польско-католическому меньшинству населения Северо-Западного края. Указанные в словаре представители этого меньшинства с оружием в руках боролись за восстановление Польши в границах 1772 г. Следовательно, за поглощение Польшей территорий, населенных предками жителей современной Белоруссии. Тем не менее, выявленные данные о польских повстанцах преподносятся автором как фактическое свидетельство в пользу исторической реальности «белорусского национального движения».
Дорогостоящее издание книги осуществлено «по заказу и при финансовой поддержке Министерства информации Республики Беларусь». На то, чтобы составить словарь-мартиролог многочисленных жертв повстанческого террора и летопись народных героев-белорусов, боровшихся за единство своего общерусского Отечества, у просвещенной белорусской бюрократии, очевидно, нет ни желания, ни средств. Зато на прославление местных польских повстанцев, воевавших за установление польского господства на белорусских землях и присоединение их к независимой Польше, деньги в тощем бюджете страны находятся. Авось европейцы-поляки, живущие по соседству, оценят бюрократическое усердие по достоинству. Ну как тут не вспомнить лакея Смердякова!