Я люблю тебя.
Еще.
Потянувшись вниз, я скольжу пальцами по своему клитору, поглаживая его в ритм толчкам Михаила, пока горячие струи его спермы не проникают в мое горло. Его хватка крепнет по мере того, как им овладевает кайф, и черные точки застилают мое зрение, когда кончаю вместе с ним.
Мое тело ослабело от нехватки воздуха, и дрожь прокатывается по мне, я начинаю тонуть.
Но сильные руки Михаила поднимают меня над поверхностью и прижимают к вздымающейся груди, где я кладу голову и заново учусь дышать.
— Однажды, когда мы состаримся и поседеем, ты можешь умереть счастливой женщиной с моим членом во рту, но не сегодня.
Я слабо хихикаю и целую его в шею.
— Договорились.
Ночь тихая, и мы сидим в объятиях друг друга, позволяя теплу воды согревать нас. Быть здесь с ним, вот так, почти как во сне.
— Что будет завтра?
Михаил целует меня в макушку. Он знает, что я говорю не о том, что чуть не утонула. Мои страхи лежат в мире за пределами этого места, ожидая, чтобы разлучить нас.
— Завтра ты моя. Всегда моя, — он сдвигает меня и целует в плечо. — Я хочу, чтобы ты доверяла мне. Пути назад нет. Я проведу остаток своей жизни, показывая тебе, что единственный способ, которым мы когда-либо снова расстанемся, — это смерть.
Мурашки бегут по коже, когда он проводит комочком снега по моей груди.
— Даже тогда я найду тебя.
— Ты обещаешь? — шепчу я, закрывая глаза, когда восхитительное ощущение льда перекатывается вокруг моего соска.
— Всегда.
Он ласкает твердую горошину, согревая мою кожу своим языком.
— Так приятно, — говорю я, протягивая руку назад и запуская пальцы в его волосы. — Еще.
Еще один маленький комочек снега остается на моей груди, кружась и заставляя мою голову опуститься к нему на плечо.
— Ты не единственная, кто хочет умереть счастливой.
Михаил выскальзывает из-под меня и переворачивает, толкая грудью на заснеженную палубу.
— Я не могу придумать лучшего способа искупить свои грехи, чем попасть туда через твою сладкую пизду.
К тому времени, как я проснулась этим утром, Михаила уже не было. Он оставил сообщение, в котором говорилось, что вернется к 10 утра и мы встретимся в кафе за завтраком. Наш рейс запланирован на полдень, и хотя у нас еще есть два часа, я не могу избавиться от чувства беспокойства. У меня в груди тяжесть, с которой ничего не могу поделать, но, вероятно, это потому, что он не ответил ни на один из моих звонков или сообщений.
Детка, где ты?
Я снова набираю номер его мобильного, и на этот раз он переходит сразу на голосовую почту. Начинается паника.
Я вскакиваю на ноги, не уверенная, куда, черт возьми, иду, но мне нужно двигаться. Мне нужно чувствовать, что я что-то делаю…что угодно, чтобы сжечь этот адреналин.
Михаил здесь никого не знает. Я не могу придумать ни одной вещи, которую он мог бы сделать, которая удерживала бы его подальше от телефона, не говоря уже о том, чтобы выключить его.
Что-то не так.
Когда разворачиваюсь, то натыкаюсь на то, что кажется кирпичной стеной. Чьи-то руки сжимают мои плечи до боли.
Черт. Один из мужчин прошлой ночи нашел меня?
Когда я тянусь за своим огнестрельным оружием, вижу знакомое лицо, смотрящее на меня сверху вниз. Темные брови раздраженно сдвинуты.
— Карло?
Карло — правая рука моего отца. Он был его партнером-телохранителем в течение многих лет. Но какого хрена он здесь делает?
Очередной прилив крови приливает к пальцам ног, когда я оглядываюсь вокруг массивного тела, держащего меня в плену.
Папа.
— Что...что ты здесь делаешь? — заикаюсь я, переводя взгляд с одного на другого, не веря своим глазам.
— Думаю, мне следует спросить тебя о том же, не так ли?
Взгляд отца пригвождает меня к месту. И я внезапно чувствую, что мне снова шестнадцать. Бессильная и полностью в его власти.
— Ты хоть представляешь, в какое дерьмо мне пришлось вляпаться, чтобы найти тебя?
Карло отходит в сторону, чтобы отец мог приблизиться ко мне, наконец разжимая мертвую хватку на моих руках. Однако я не уверена, кто из двух хуже.
— Почему ты здесь?
— Повторяю, это мой вопрос к тебе.
Взгляд отца опускается на мою шею, ноздри раздуваются при виде характерного покраснения на моей коже. Он качает головой и прищуривает свой стальной взгляд, глядя на меня так, словно я самое большое разочарование в его жизни.
— Ты только и делала, что саботировала себя на каждом шагу, — стиснув зубы, он понижает голос: — Ты знаешь, как трудно будет найти достойного мужчину, за которого ты могла бы выйти замуж в твоем возрасте, когда ты уже была запятнана Бог знает сколькими. А теперь еще этот гребаный русский ублюдок, Петров. Я знал, что должен был позаботиться об этой проблеме много лет назад, в тот момент, когда он положил на тебя глаз.
Отец хватает меня за руку, в то же больное место, что и Карло, и я шиплю от боли.
— Но я слушал твоего брата как дурак. Я не повторю эту ошибку дважды.
Когда он начинает тащить меня, приходит осознание, разбудившее меня, как ведро ледяной воды. С учащенным пульсом от боли вырываю свою руку из его хватки и отступаю назад.
— Что ты с ним сделал?
Я ненавижу, как дрожит мой голос, но это не от страха. Это гнев и приторные волны горя, которые тяжелым грузом давят мне на грудь из-за возможности того, что Михаилу причинят боль... или что похуже.
— Тащи свою задницу в машину. И если ты посмеешь устроить сцену…
— Нет! Я больше не чертов ребенок. Ты не будешь диктовать мне как жить.
Глаза отца расширяются от шока и негодования.
— Теперь скажи мне. Где он? Что ты сделал?
Меня не волнует, что люди пялятся и шепчутся. Не тогда, когда я умираю внутри и увядаю в неизвестности.
— Папа, пожалуйста.
Ради Михаила я готова только умолять.
— Я люблю его. И если бы ты любил меня, ты бы понял. Ты знаешь, что я чувствовала это долгое время.
Слезы текут по моим щекам, но он молчит, морщины на его лице не сходят с места. Ему наплевать на меня или мое счастье. Для него все сводится к деньгам, власти, территории…в его глазах я едва ли даже человек.
Я просто ходячая сделка.
— Я ненавижу тебя, — произношу сквозь зубы.