Он отрывисто смеется и бросается ко мне, обнимая за талию, прижимая ладони к каждой ягодице.
— Идеально... если бы не отсутствие отпечатков моих ладоней.
— Я удивлена, что они поблекли. У тебя чертовски большие руки, Микки, — поддразниваю я, наклоняясь для поцелуя, когда в кармане у него вибрирует телефон.
Он достает телефон и блокирует все номера, связанные с моей семьей.
— Ты в порядке? — спрашивает он, целуя меня в лоб.
Я вздыхаю и нежно глажу его затылок, наслаждаясь тем, как черты его лица расслабляются от моего прикосновения.
— Да, в порядке. Мир и все его дерьмо могут подождать. Сначала нам нужно надеть маски и пережить завтрашний день. Сейчас единственное, чего я хочу, это пиццу и твой член. Все просто.
— Хорошо, потому что я жажду того же.
— Пицца и член?
Он оставляет свой телефон, смеется и кусает меня за мочку уха, пока мы идем на кухню.
— Сегодня вечером я определенно заставлю твою задницу покраснеть.
— Не заставляй меня умолять, — бормочу я ему в губы.
— Это лучшая часть.
— Да? — говорю я, покрывая поцелуями его подбородок.
— Moya krasаvitsa, ты умоляешь на коленях отсосать мне член и на четвереньках умоляешь трахнуться... — он резко втягивает воздух. — Клянусь тебе, я никогда не видел ничего прекраснее.
Я сильно целую его, и мои тревоги тают с каждым прикосновением его языка, зубов и тем, какой он чертовски приятный на вкус. Он — мое безопасное пространство, где ничто не может коснуться меня, пока я в его объятиях.
— Какую пиццу ты заказал?
Михаил сажает меня на столешницу рядом с коробкой пиццы и открывает ее.
— Твою любимую: гавайскую.
— Детка, ты ненавидишь ананасы в пицце, — я смеюсь, вспоминая тот день, когда заставила его попробовать ее в первый раз.
— Eto chertova tragediya.
Я откидываю голову назад и разражаюсь очередным приступом смеха.
— Ну, теперь мне плохо.
— Ты должна! — шутит он, поднося ломтик к моему рту. Я откусываю слишком большой кусок, и расплавленный сыр растекается по моему подбородку. К счастью для меня, пицца не обжигающе горячая. Внезапно я замечаю мерцание на балконе квартиры Михаила, где вдоль перил развешаны разноцветные рождественские гирлянды.
— У тебя прям праздник на балконе. Ты их повесил?
— Нет, у меня есть кое-кто, кто убирает это место: Кэролайн. Она всегда украшает все в соответствии с сезоном, когда знает, что я буду в городе. Говорит, это для морального духа, что бы ни означал этот ад.
— Я почти уверена, что это не имеет ничего общего с задумчивым выражением, которое живет на твоем красивом лице.
Он бросает в меня кусочек ананаса, я со смехом отрываю его от футболки и отправляю в рот.
— Ty khochesh’ byt’ nakazannоi segodnya vecherom, ne tak li?
Не дожидаясь ответа, Михаил хватает меня со столешницы с пиццей в руке и швыряет на диван.
— Ты сказала пиццу и член, красотка, но так и не уточнила, в каком порядке.
Задирая футболку на груди, мои слова обрываются, когда он прикусывает сосок и перекатывает другой между пальцами. Я наслаждаюсь его прикосновениями, прикусываю губу при каждом движении его языка и тем, как его твердое тело прижимается к моей киске. Но я сказала ему, что хочу его член, и не лгала.
Я переворачиваю нас, и мы со смехом падаем с дивана. Перекинув ногу через него, я оседлаю его торс и наклоняюсь, чтобы лизнуть то место, где чернилами на его груди написано мое прозвище.
— Может быть, ты не расслышал меня с первого раза, — говорю я, покрывая поцелуями рельефные линии его живота, ниже пупка и прикусывая пояс спортивных штанов, где его член рвется наружу.
Михаил усмехается и складывает руки за головой.
— Пожалуйста, освежи мою память.
Когда стягиваю с него штаны, его член высвобождается. На мгновение я замираю, упиваясь видом, и думаю про себя, что наука, лежащая в основе того, как этот конкретный орган помещается в моем теле, заслуживает изучения.
Прикусив губу в предвкушении, я опускаюсь к его бедру и касаюсь кожи. Он напрягается, ожидая, что вступлю в контакт, но я решаю сначала немного развлечься.
Дорожка нежных поцелуев к его паху заставляет его закрыть глаза и выругаться себе под нос. Но как только я собираюсь коснуться его пульсирующей эрекции, я переключаюсь и прижимаюсь губами к внутренней стороне противоположного бедра.
— Лия, мой член не собирается сосать сам себя.
— Лия? Я думала, мы прошли это, Микки. Тебе лучше спросить повежливее, — с усмешкой поддразниваю я, смахивая предэякулят с его кончика и обмакивая язык, жаждая большего.
В мгновение ока Михаил хватает меня за волосы, из моей груди вырывается судорожный вздох, когда он притягивает меня ближе, одновременно хватая свой член и сильно ударяя им меня по щеке.
— Михаил! — я наполовину хихикаю, наполовину скулю. Но за свой протест я получаю еще один удар.
Черт.
Воздействие проходит через меня, вплоть до моей пульсирующей киски, заставляя гудеть все тело.
Не успев опомниться, он насаживает меня на свой член и толкает к задней стенке моего горла. Меня тошнит от такого массированного вторжения, и это только подстегивает его.
— Ты как будто поешь песню для меня, lyubov moya, — говорит он, направляя мои движения и покачивая бедрами. Сквозь пелену слез я вижу, как мой испорченный кусок ужина валяется на ковре рядом с нами.
Трагическая пицца может подождать.
Блядь. Блядь. Блядь.
Мое тело в огне. Каждый сантиметр горит все жарче, гудит, крик подступает к горлу, не в силах вырваться за пределы сна. Но я не хочу просыпаться.
Возможно, когда-нибудь.
Это слишком хорошо, слишком чертовски хорошо.
Пожалуйста, позволь мне умереть здесь, я умоляю, ни перед кем конкретным — перед всеми.
Я раскачиваю бедрами и позволяю им раскрыться, пока опытный пожиратель влагалищ опустошает мою киску.
Каждая клеточка моего тела наэлектризована, ощущение проникает глубоко, воспламеняя мою душу.
— Не... останавливайся, — выдыхаю я, наконец прорываясь сквозь пелену сна.
— Доброе утро, красотка, — его рот скользит по моему клитору, заставляя меня снова вздохнуть.
— М-Михаил... — мой голос слегка охрип, когда я поднимаю голову и моргаю, прогоняя последние остатки замешательства.