Этими соображениями Михаил Ильич неоднократно делился с коллегами. Находил соратников, отстаивал свои взгляды, до хрипоты споря с оппонентами. С годами стал прививать их студентам, преподавая во ВГИКе. Но это будет ох как не скоро. А пока…
Пока же на дворе 1933 год, и при каждом удобном случае Михаил Ильич без устали говорил студийному начальству о своем страстном желании получить самостоятельную работу. И — о, чудо! — однажды Соломон Лазаревич… Впрочем, лучше всего об этом рассказал сам Ромм: «В апреле 1933 года меня вызвал директор и сказал, что если я возьмусь написать за две недели сценарий немой картины, в которой было бы не свыше десяти дешевых актеров, не больше пяти простых декораций, ни одной массовки, и со сметой, не превышающей ста пятидесяти тысяч (средняя смета немой картины была втрое, а звуковой вдесятеро выше), то мне дадут самостоятельную постановку»[11].
Условия более чем жесткие. Написать оригинальный сценарий в столь сжатые сроки теоретически можно. На деле же это нереально. Далеко не факт, что новинка сразу получится кондиционной. Во всяком случае потребуется ознакомление, обсуждение, неизвестно, сколько дней она пролежит в цензуре. Лучше взять что-либо апробированное, ни с каких точек зрения не вызывающее сомнений, то есть классику. Здесь главное — не переборщить с количеством действующих лиц, декораций. Ромм перебирал в уме возможные варианты, безжалостно отсекал неподходящие. Все равно выбор столь обширный, что голова кругом идет — на чем остановиться?
Заскочил в гости приятель, молодой сценарист Алексей Спешнев. Услышав от Ромма новость, решил оказать посильную «гуманитарную» помощь.
— Нужно экранизировать что-нибудь из Мопассана, — безапелляционно заявил Алексей. — У того рассказы, как правило, динамичны, круг действующих лиц невелик.
Стали прикидывать на все лады и в конце концов остановились на «Пышке».
На следующее утро на киностудию не ехал — летел. Вдруг случайно найдется еще какой-нибудь расторопный, перебежит дорожку?
Прибыл раньше директора, дождался его.
Орелович, увидев Ромма, просиял. Понял, с какой стати тот очутился здесь спозаранку. Оценил его старательность, любезно провел в кабинет, усадил.
— Ну, рассказывай, какая идейка наклевывается.
— Вот, — протянул Ромм директору лист бумаги. — Заявка на экранизацию рассказа Мопассана.
Лицо хозяина кабинета сразу поскучнело:
— Мопассана? Значит, любовные шашни.
— Ничего подобного, Соломон Лазаревич. Главная мысль здесь о подлинном и мнимом патриотизме. Шашней нет.
Директор начал читать и тут же прервался:
— Как же нет, если она известная в городе проститутка. Согласна переспать с оккупантом.
— А при чем тут любовь?
— М-да. Любовь, пожалуй, ни при чем. Только такой фильм детишкам уже не покажешь.
— Я же не для детей буду снимать.
— Все равно они увидят.
Он с недовольным видом продолжил чтение. Окончив читать, с укоризной посмотрел на Ромма.
— Ох, Михаил, Михаил. Живешь, как на облачке. Из мировой классической литературы выбираешь для экранизации рассказик о проститутке и доволен… Да разве сегодняшних зрителей может заинтересовать такая тема?! Их волнует другое. Ты оглянись вокруг. Возьми любую газеточку. Посмотри, что интересует людей. — Орелович взял со стола одну из газет и зачитал вслух несколько заголовков. — «Животноводство — важнейший участок социалистического наступления»… «Разрушить осиное гнездо разгильдяйства»… «Возглавить борьбу масс за промфинплан»… «Снова лай из ватиканской подворотни»… Одна тема важнее другой. Бери не хочу. А ты — фильм про заграничную проститутку. Может, она и патриотка, но воспитывать зрителей желательно все-таки на более положительных примерах.
Ромм почувствовал, что земля уходит из-под ног. В отчаянии он начал озираться по сторонам, словно в поисках поддержки. И вдруг в глаза ему бросилась еще одна лежащая на столе газета, вернее, название ее передовой статьи.