Проверяя себя, я убедился, что за последние месяцы мне очень часто приходится вспоминать о своем еврейском происхождении, хотя до сих пор я за 25 лет Советской власти никогда не думал об этом, ибо родился в Иркутске, вырос в Москве, говорю только по-русски и чувствовал себя всегда русским, полноценным советским человеком. Если даже у меня появляются такие мысли, то, значит, в кинематографии очень неблагополучно, особенно если вспомнить, что мы ведем войну с фашизмом, начертавшим антисемитизм на своем знамени[37].
Позвольте сделать небольшое «лирическое отступление».
27 декабря 1932 года в СССР была введена система паспортизации. Она называлась всеобщей, однако на первых порах касалась только городских жителей. Крестьянам (это 40 % населения страны!) паспорта начали выдавать лишь с августа 1974-го.
В первую очередь паспорта были введены для удобства учета передвижения населения. Отсутствие института прописки создавало много лазеек для представителей криминального мира. Однако главная особенность новоявленных паспортов заключалась в том, что там имелась графа «национальность». Она породила для советских людей тьму-тьмущую проблем.
Строго говоря, национальность сначала указывалась в специальной анкете, «Личном листке по учету кадров паспортных органов МВД СССР», на основе которого формировался документ. Графа «национальность» шла в анкете под пятым номером. В обиходе ее называли «пятый пункт», а людей, которые из-за нее не могли устроиться на работу или на учебу, прозвали «инвалидами пятой группы». По аналогии с тремя имеющимися настоящими группами инвалидности.
До появления паспортов наши люди мало внимания обращали на национальность. Больше того — во всяких партийных и правительственных материалах подчеркивался многонациональный характер нашего общества, его интернациональный уклад. Однако время от времени рецидивы национальной ненависти все-таки прорывались. Причем не только среди примитивной, ограниченной публики, но и среди, на первый взгляд, интеллигентной. Но все это носило бытовой характер, без чудовищного антагонизма.
Еврей отличился в русско-японской войне. Ему предлагают самому выбрать награду: Георгиевский крест или сто рублей.
— Какая цена Георгиевского креста? — спрашивает он.
— Бессмысленный вопрос, — отвечает офицер. — Сам крест стоит не больше рубля. Здесь речь о чести.
— Понимаю, — говорит еврей. — Тогда дайте мне 99 рублей и крест.
Подобные анекдотики рассказывались, можно считать, для красного словца. Чай, не погромы.
Со времен Большого террора сталинская национальная политика вообще хромала на обе ноги. То по указанию вождя Ежову следовало арестовать всех, без исключения, немцев, работающих на советских оборонных предприятиях. Потом взялись за поляков, обозвав их диверсантами и шпионами. Далее очередь дошла до латышей. Потом было приказано громить болгар и македонцев и т. д., и т. п. Депортировали целые народности, в основном из южных регионов.
Однако вернемся к письму. Как реагировал на него Сталин? Судя по сообщению журнала «Лехаим», Иосиф Виссарионович прочитал письмо режиссера, сделал на нем множество пометок синим карандашом и наложил резолюцию: «Разъяснить».
Кому разъяснить? Автору письма. Кто будет разъяснять? Да есть для этого в ЦК ВКП(б) специально обученные люди, они сидят в Управлении агитации и пропаганды. Их начальник некто Г. Ф. Александров. (Тот самый Александров, который позже станет министром культуры и в 1955 году «погорит» на «сексуальном скандале» — идеолог часто развлекался со студенточками.) Вероятно, письмо Ромма передадут туда.
Зная примерно механизм работы ЦК, Михаил Ильич через десять дней написал аналогичное письмо непосредственно Александрову. Пусть не думает, что режиссер действует за его спиной.
Письмо М. И. Ромма И. В. Сталину о положении в сфере советской кинематографии
8 января 1943
[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 213. Л. 1–3]