Но в конце концов, даже не зная о них, она тем более должна через какое-то время прийти на пристань, где какой-нибудь свирепый чиновник грубо закроет ей путь! Михаилу Строгову нужно было любой ценой увидеть ее прежде, чтобы избавить от лишних унижений.
Однако его поиски оставались напрасными, и вскоре он утратил всякую надежду найти девушку.
Было уже одиннадцать часов. Михаил Строгов решил предъявить свою подорожную в управлении полиции, хотя при любых иных обстоятельствах это не имело смысла. Постановление никак его не задевало — такой случай был специально предусмотрен. Однако он хотел удостовериться, что ничто не может помешать ему выехать из города.
И Михаилу Строгову пришлось вернуться на другой берег Волги, в тот квартал, где располагалось полицейское управление.
Там собралось множество народа, так как иностранцы, даже имея приказ покинуть провинцию, все равно для отъезда должны были пройти через определенные формальности. Не будь этой предосторожности, какой-нибудь русский, так или иначе замешанный в татарском мятеже, мог бы, изменив внешность, переправиться через границу, чему постановление было призвано помешать. Вас высылали, но от вас же требовали и разрешения на выезд.
Итак, двор и конторы полицейского управления заполонили бродяги, циркачи и цыгане вперемежку с торговцами из Персии, Турции, Индии, Туркестана.
Все спешили, так как спрос на транспортные средства возрастал необычайно, и опоздавший рисковал не успеть покинуть город в предписанный срок — а это влекло за собой грубое вмешательство губернских чиновников.
Пустив в ход свои крепкие локти, Михаил Строгов пересек двор. Но пройти в контору и добраться до служебного окошечка оказалось делом тоже по-своему трудным. Однако краткое словечко, сказанное на ухо одному из чиновников, и несколько кстати предложенных рублей произвели достаточно сильное впечатление, чтобы его пропустили.
Введя его в зал ожидания, полицейский пошел предупредить более высокое начальство.
Таким образом, Михаил Строгов должен был вот-вот уладить дела с полицией и обрести свободу передвижения.
В ожидании он огляделся. И что же он увидел?
Совсем рядом, на скамье, скорее лежала, чем сидела, молодая девушка, охваченная немым отчаянием, — пусть даже он не мог видеть ее лица и один только профиль выделялся на фоне стены.
Михаил Строгов не ошибся. Он узнал молодую ливонку.
Не зная про постановление губернатора, она пришла в полицейское управление визировать свое разрешение!… И в визе ей отказали. Конечно, в свое время разрешение на поездку в Иркутск ей дали, но постановление не делало никаких исключений, оно отменяло все прежние разрешения, и дороги Сибири были для нее закрыты.
Обрадованный, что наконец-то нашел ее, Михаил Строгов подошел к девушке.
Та подняла на него глаза, и, когда узнала своего недавнего спутника, на лице ее забрезжил робкий свет. Она невольно привстала и, как утопающий хватается за соломинку, собиралась уже просить о помощи…
В этот момент вернувшийся полицейский тронул Строгова за плечо.
— Полицмейстер ждет вас, — сказал он.
— Иду, — ответил Михаил Строгов.
И, ни слова не сказав той, которую упорно разыскивал со вчерашнего дня, не ободрив ее даже жестом, который мог скомпрометировать ее и его самого, через плотную толпу последовал за полицейским.
Молодая ливонка, глядя, как исчезает единственный человек, который, возможно, сумел бы ей помочь, снова без сил опустилась на скамью.
Не прошло и трех минут, как Михаил Строгов вновь появился в зале, сопровождаемый полицейским.
В руке он держал свою подорожную, открывавшую перед ним дороги Сибири.
Подойдя к молодой ливонке и протянув ей руку, он произнес:
— Сестрица…
Она поняла! И, повинуясь внезапному озарению, поднялась ему навстречу!
— Сестрица, — повторил Михаил Строгов, — нам позволено продолжать наш путь до Иркутска. Ты идешь?
— Иду, братец, — ответила девушка, вкладывая свою ручку в ладонь Михаила Строгова.
И они вдвоем покинули полицейское управление.
Глава 7
ВНИЗ ПО ВОЛГЕ
Незадолго до полудня удары пароходного колокола созвали на волжскую пристань большую толпу — среди собравшихся были как уезжавшие, так и те, кто хотел бы уехать. Давление пара в котлах «Кавказа» находилось на должном уровне. Из его трубы теперь шел лишь легкий дымок, в то время как над концом пароотводной трубки и над крышкой клапанов стояли облака белого пара.
Само собой, отплытие «Кавказа» находилось под наблюдением полиции, беспощадной к тем из пассажиров, кто не отвечал условиям выезда из города.
По набережной взад-вперед прохаживались казаки, готовые оказать полицейским вооруженную помощь, но их вмешательство не понадобилось, до открытого сопротивления дело не дошло.
В урочный час раздался последний удар колокола, матросы отдали швартовы, под сочлененными лопастями мощных пароходных колес вскипела вода, и «Кавказ» быстро заскользил меж двух городов, из которых состоит Нижний Новгород.
Михаил Строгов и молодая ливонка уже поднялись на борт. Их посадка прошла без каких-либо сложностей. Как мы знаем, подорожная, выданная на имя Николая Корпанова, разрешала этому купцу во время путешествия по Сибири брать себе сопровождающих. И теперь под покровительством имперской полиции путешествовали брат и сестра.
Сидя на корме, оба они смотрели на уплывающий город, глубоко потрясенный постановлением губернатора.
Михаил Строгов ничего не сказал девушке и сам ни о чем ее не расспрашивал. Он ждал, что она заговорит, когда сочтет уместным. Девушка торопилась как можно скорее покинуть этот город, в котором — не позаботься Провидение о вмешательстве неожиданного покровителя — она осталась бы пленницей. Теперь она хранила молчание, но за нее благодарил ее взгляд.
Волга, эта Ра древних, считается самой большой рекой Европы, длина ее достигает около четырех тысяч верст (4300 километров) [52]. Воды, в верхнем течении весьма вредные для здоровья, в Нижнем Новгороде меняются благодаря Оке, стремительному притоку, вытекающему из центральных районов России.
Совокупность российских протоков и рек справедливо сравнивают с огромным древом, чьи ветви расходятся по всем частям империи. Волга как раз и образует ствол этого древа, а корнями его являются семьдесят устьев, веером распустившихся по побережью Каспийского моря. Волга судоходна начиная от Ржева — города в Тверской губернии, то есть на большей части своего течения.
Суда компании, обеспечивающей связь между Пермью и Нижним Новгородом, очень быстро проходят те триста пятьдесят верст (373 километра), что отделяют его от Казани. Правда, этому способствует сам спуск вниз по Волге, течение которой увеличивает их скорость еще на две мили [53]. Но когда они доплывают до Камы, впадающей в Волгу чуть ниже Казани, им приходится, войдя в этот приток, подниматься до Перми вверх по течению. Стало быть, в конечном счете, при всей мощности своего двигателя, «Кавказ» проходил не более шестнадцати верст в час. С запасом в один час на остановку в Казани путешествие от Нижнего Новгорода до Перми должно было занять шестьдесят — шестьдесят два часа.
Этот пароход, кстати, был прекрасно обустроен, и пассажиры, в зависимости от своего звания и достатка, располагались в трех разных классах. Михаил Строгов позаботился о двух каютах в первом классе, так что его юная спутница могла удаляться к себе и уединяться, когда ей заблагорассудится.
«Кавказ» был переполнен пассажирами самого разного состояния. Некоторые торговцы из Азии сочли за благо покинуть Нижний Новгород незамедлительно. В той части парохода, которая отводилась под первый класс, можно было увидеть армян в длиннополых мантиях с чем-то вроде митры на голове, евреев, легко опознаваемых по островерхим камилавкам; богатых китайцев в традиционном наряде — широченный синий, фиолетовый или черный халат, открытый спереди и сзади, поверх которого надевался второй халат с широкими рукавами, по своему покрою напоминавший поповскую рясу; турок, все еще носивших свои традиционные тюрбаны; индусов в квадратных шапочках, с простым шнурком вместо пояса, причем некоторые из них, кого называют особым именем «шикарпури», держат в своих руках всю торговлю Центральной Азии; и наконец, татар, обутых в украшенные разноцветными позументами сапоги, в вышитых передниках на груди. Всем этим негоциантам пришлось свалить в трюме и на палубе свои многочисленные тюки, перевозка которых обошлась им, вероятно, очень дорого, поскольку регламент давал им право на провоз лишь двадцати фунтов на человека.