Если Строгов и Надя были погружены каждый в свои мысли, то и в другом тарантасе разговор нельзя было назвать оживленным. Каждый из корреспондентов делал краткие заметки о своем путешествии, которое было весьма однообразно.
Местность, по которой проезжали наши путники, была пустынна: многие селения были покинуты жителями, спешившими перебраться со своими стадами и прочим имуществом в более безопасные места. Некоторые киргизские племена, которые не принимали участия в восстании, тоже перенесли свои кибитки за Иртыш и за Обь. Во всех городах, через которые Строгову и его спутникам приходилось проезжать, почтовое и телеграфное сообщение производилось еще без помехи; это обстоятельство было очень по душе обоим журналистам, которые спешили передавать куда нужно полученные ими сведения.
Строгов был очень доволен, что путешествие его совершается без препятствий; он надеялся, что при таких благоприятных условиях ему удастся скоро доехать до Иркутска. 22 июля к ночи наши герои прибыли в Тюмень. Этот город, известный своими литейным и колокольным заводами, представлял тогда необычайное оживление, и тут вновь прибывшие узнали много интересных новостей: говорили, между прочим, что войска Феофар-Хана подошли к Ишиму и что к нему скоро примкнет, если не примкнул уже, Иван Огарев. Войска были вызваны из Европейской России, но за дальностью расстояния не успели прибыть, только казацкие полки Тобольской губернии рассчитывали дойти до Тюмени и пересечь Тобол на пароме. Благодаря спокойному течению, эта переправа, далеко не единственная на всем пути, совершилась благополучно. На другой день к вечеру, верст за тридцать не доезжая Ишима, Строгов настиг чей-то экипаж. У него тотчас блеснула мысль, что необходимо обогнать эту тройку, иначе они могут не достать лошадей на почтовой станции. Когда он поравнялся с чужим тарантасом, оттуда выглянула чья-то голова и послышался голос:
— Стой!
Но никто из наших героев не обратил внимания на этот возглас, и лошади продолжали бежать вперегонку. Через несколько минут измученная тройка незнакомого путешественника начала отставать и скоро осталась далеко позади. Часов в восемь вечера Строгов с Надей и оба корреспондента прибыли в Ишим и остановились у почтовой станции. Сведения, которые ожидали здесь наших путников, были самые неутешительные: бухарцы подошли уже к городу, вследствие чего власти перебрались в Тобольск. Строгов немедленно спросил лошадей, что, не перегони он тарантаса, ему не на чем было бы ехать, так как в распоряжении смотрителя оставалась всего одна тройка. Пока запрягали, фельдъегерь попрощался с обоими журналистами, которые решили остановиться в Ишиме. Они дружески пожали руку своему спутнику, который так любезно помог им выпутаться из беды, и выразили надежду встретиться с ним в Омске. В эту минуту дверь отворилась, и на пороге показался тот самый незнакомец, которого они перегнали. На вид ему было лет сорок; он был высокого роста, крепко сложен и имел военную выправку. На боку у него была кавалерийская шашка, а в руках хлыст.
— Лошадей! — проговорил он отрывисто и повелительно.
— Свободных лошадей не осталось, — заметил смотритель.
— Откуда же взялись те, что запряжены в тарантас?
— Их уже взял вот тот господин, — отвечал смотритель, указывая на Строгова.
— Вздор! — закричал незнакомец. — Отпрягайте их! Живо! Мне некогда дожидаться.
— Мне тоже некогда, — спокойно произнес фельдъегерь.
Надя, которую эта сцена очень взволновала, подошла к брату.
— Что же, вы не слышите? — продолжал путешественник, обращаясь к смотрителю. — Отпрягите лошадей и давайте их мне.
— Лошади останутся при том экипаже, в который запряжены, — сказал Строгов.
Он сдерживался, чтобы не вызвать неприятностей, которые могли затормозить отъезд. Незнакомец подошел к нему вплотную и грубым тоном проговорил:
— Так вот как! Вы отказываетесь уступить мне лошадей?
— Да, отказываюсь, — был ответ.
— Хорошо! — воскликнул незнакомец. — Если так, то они достанутся тому из нас, кто будет в состоянии ехать дальше. Защищайтесь! — И с этими словами он обнажил шашку.
— Я драться не буду, — спокойно отвечал Строгов и скрестил руки на груди.
— Что? — воскликнул путешественник. — Вы не будете драться! Даже после этого?
И прежде чем его успели остановить, хлыст свистнул в воздухе и опустился на плечо Строгова. При этом оскорблении молодой человек побледнел как полотно и кулаки его судорожно сжались; он готов был убить на месте дерзкого незнакомца, но в голове его тотчас блеснула мысль о том, что, если он согласится драться на дуэли, это будет задержка, и тогда возложенное на него поручение останется неисполненным. Он сделал над собой страшное усилие и сдержался.
— Трус! — проговорил с презрением незнакомец и, повернувшись к нему спиной, скомандовал: — Живо, подавайте лошадей!
Он вышел на крыльцо, а за ним последовал смотритель, который бросил на Строгова неодобрительный взгляд.
На обоих корреспондентов его поведение тоже произвело впечатление, говорившее далеко не в его пользу; они холодно раскланялись с ним издали и поспешили уйти. Через несколько минут раздался топот лошадей и стук колес удалявшегося тарантаса.
Надя и Строгов остались вдвоем. Молодой человек, казалось, окаменел со сложенными на груди руками, но лицо его выражало страдание. При одном взгляде на это мужественное лицо, Надя поняла, что должны быть важные причины, которые заставили его оставить безнаказанным тяжкое оскорбление. Она взяла его за руку и ласковым, почти материнским движением отерла слезы, выступившие на его глазах.
ГЛАВА XIII. ДОЛГ ВЫШЕ ВСЕГО
Лошадей можно было достать только на следующее утро, и молодым людям поневоле пришлось переночевать на почтовой станции. Строгов всю ночь не смыкал глаз. Его преследовал образ оскорбившего его незнакомца, и он решил во что бы то ни стало узнать, кто этот человек, откуда и куда он едет. Он попробовал справиться у смотрителя, но тот ничего не мог ему сказать, и в его ответах явно сквозило пренебрежение.
На другой день утром лошади были поданы, и наши герои покинули Ишим, о котором оба сохранили тяжелое воспоминание. В течение дня им пришлось переправиться через реку Ишим, один из главных притоков Иртыша. Течение было довольно быстрое, что делало переправу на пароме гораздо затруднительнее, чем когда переезжали Тобол. От перевозчиков они узнали, что передовые отряды Феофар-Хана уже появились в южной части Тобольской губернии и между ними и русскими полками, вызванными сюда, произошло несколько стычек, которые окончились победой бухарцев. Неприятель убивал, жег и грабил все на своем пути, и местные жители, испуганные его приближением, обратились в бегство. Услыхав эти новости, Строгов стал бояться, что ему не удастся проехать через степи. В том самом месте, где они переправились через Ишим, кончилась цепь пограничных сибирских крепостей. Многие из них были уже сожжены бухарцами. Переправившись через реку, путешественники продолжали путь по той же безлюдной местности. Строгов ничего не говорил, но Надя понимала, что ему тяжело, что он думает о матери, которая жила в Омске, и обратилась к нему с вопросом, получал ли он о ней известия.
— Нет, никаких, — отвечал фельдъегерь.
— Ты заедешь к ней? — спросила молодая девушка.
— Нет, я с ней увижусь по возвращении, — отвечал он.
— А если она выехала из Омска?
— Может быть, — сказал Строгов, — я даже надеюсь, что она успела достичь Тобольска. Она хорошо знакома со здешней местностью, которую много раз проезжала с моим покойным отцом и со мной, когда я был ребенком.