На Михаиле Строгове был изящный военный мундир, похожий на те, что носят в походе офицеры конных стрелков, — сапоги со шпорами, полуоблегающие панталоны и коричневый полушубок, опушенный мехом и отделанный желтыми галунами.
Михаил Строгов служил в особом корпусе царских гонцов и среди этой военной элиты имел чин офицера. В его походке, в чертах лица, во всей его личности ярко чувствовался «исполнитель приказов», и царь это понял сразу. Стало быть, Михаил Строгов обладал одним из наиболее ценных в России качеств, которое, по наблюдениям знаменитого романиста Тургенева, позволяет достичь в Московской империи самого высокого положения.
И действительно, если кто и мог успешно проделать путешествие от Москвы до Иркутска через захваченные врагом земли, преодолеть все препятствия и не устрашиться никаких опасностей, то Михаил Строгов был одним из таких людей.
В высшей степени благоприятствовало успеху еще одно обстоятельство — Михаил Строгов прекрасно знал страну, которую ему предстояло пересечь, и понимал разные ее наречия — ведь ему уже доводилось проходить ее из конца в конец, а главное — он сам был родом из Сибири.
Отец его, старый Петр Строгов, умерший десять лет назад, в свое время поселился в городе Омске, центре Омской губернии, а мать, Марфа Строгова, проживала в нем и по сей день. Там-то, среди диких Омских и Тобольских степей, и взрастил суровый сибиряк своего сына Михаила, взрастил, как говорят у русских, «в строгости». По своему истинному призванию Петр Строгов был охотник. Летом и зимой, будь то в страшную жару или в мороз, доходящий порой до пятидесяти градусов, носился он по затвердевшим равнинам, по лиственничным и березовым чащам и сосновым лесам, ставя капканы, ловя мелкую дичь на мушку, а крупную подстерегая с ножом или вилами. Крупной дичью был ни много ни мало сибирский медведь — зверь дикий и свирепый, ростом со своих родичей из ледовых морей. Петр Строгов свалил более тридцати девяти медведей, стало быть, сороковой тоже пал от его руки, — а ведь из русских охотничьих легенд известно, как много охотников, удачливых вплоть до тридцать девятого медведя, на сороковом находили свой конец!
Петр Строгов переступил это роковое число без единой царапины. И с тех пор его Михаил, которому было всего одиннадцать лет, всегда сопровождал отца на охоту, неся «рогатину», то есть вилы, чтобы в случае чего прийти на помощь родителю, вооруженному лишь ножом. В четырнадцать лет Михаил Строгов уже собственной рукой убил своего первого медведя, и мало того, — ободрав добычу, дотащил шкуру гигантского зверя до отцовского дома, от которого находился за несколько верст. Все это говорило о необычайной силе мальчика
Такой образ жизни пошел ему на пользу, и к зрелым годам ни жара, ни холод, ни голод, ни жажда и никакая усталость уже не страшили его. Он стал железным человеком — подобно якуту северных окраин. Мог сутками оставаться без еды, по восемнадцать часов не спать, а если приходилось, то ночевал среди голой степи, где другие бы непременно замерзли. Наделенный необычайно тонким чутьем, ведомый инстинктом индейца делавара[31], когда среди снежной равнины туман застилал горизонт, он даже в высоких широтах, где подолгу стоит полярная ночь, отыскивал верную дорогу, всякий другой неизбежно бы сбился с пути. Все отцовские секреты были известны ему. Он научился находить правильную дорогу по признакам, почти незаметным: по отпечаткам упавших сосулек, расположению на дереве мелких сучков, по запахам, доносящимся чуть ли не с края горизонта, по примятой в лесу траве, смутным звукам, носящимся в воздухе, по далекому грохоту, шуму птичьих крыл в туманной мгле — и по тысяче других мелочей, что оказываются лишней вехой для тех, кто умеет их распознать. Более того, закаленный в снегах, как дамасская сталь[32] в водах Сирии, он имел, по словам генерала Кисова, железное здоровье и — что не менее верно — золотое сердце.
Единственной привязанностью Михаила Строгова была его мать, старая Марфа, которая так и не захотела покинуть прежний дом Строговых в Омске, на берегу Иртыша, где старый охотник и она вместе прожили долгую жизнь. Всякий раз сын покидал ее с тяжелым сердцем, обещая навестить, как представится случай, и это слово свое он держал свято.
Было решено, что, достигнув двадцати лет, Михаил поступит в личную службу к государю-императору России, в корпус царских гонцов. Молодой сибиряк с его храбростью, умом, усердием и примерным поведением успел не один раз отличиться — сначала во время путешествия по Кавказу, трудной стране, которую подбили на восстание неугомонные последователи Шамиля[33], а позднее — выполняя особо важную миссию, когда пришлось дойти до самого Петропавловска, что на Камчатке, у крайних пределов Азиатской России. В этих длительных путешествиях проявились замечательные свойства его характера: хладнокровие, благоразумие и храбрость, которые заслужили ему благосклонность и покровительство начальников, а стало быть, и быстрое продвижение по службе.
31
Делавары — племя североамериканских индейцев, относящееся к группе алгонкинов и жившее на северо-востоке США.
32
Дамасская сталь — особым образом приготовленная высококачественная узорчатая литая сталь для клинков; названа в честь одного из центров ее изготовления — сирийского города Дамаска.
33
Шамиль (ок. 1798 — 1871) — религиозный лидер Дагестана и Чечни, организатор националистического движения среди кавказских горцев; четверть века вел «священную войну» против России.