— Ваша милость !... не гоните меня ! право, я заслужу вамъ !
« Пошелъ ты, негодяй, со своими услугами ! Да что я за сумасшедшій, что возьму съ собой въ Москву бѣглаго мальчишку! Пошелъ! »
— Ахъ, Г. купецъ ! право я не какой нибудь негодникъ !
Тутъ грозный прикащикъ хотѣлъ поворотить бѣднаго мальчика назадъ толчками, но замѣтивъ у него подъ мышкой узелокъ , спросилъ :
« А это что у тебя подъ мышкой ? »
— Это.... да это я взялъ съ собой....
« Вижу , что ты это взялъ съ собой, а по просту сказать укралъ !... Да говори: что у тебя въ узелкѣ ? »
— Господинъ купецъ ! Я не укралъ этого, потому что это столько-же мое , какъ моя голова. Только голову даетъ человѣку Богъ, а это мнѣ отдали добрые люди.
« Ахъ, ты, краснобай деревенскій! Видно, у тебя голова-то начинена такъ-же какъ этотъ
узелъ ! Да что въ немъ ? чья казна ? или изъ отцовскаго сундучка мошня? »
У незнакомаго парня сверкнули въ глазахъ слезы. Видно было, что ихъ не морозъ выжалъ; горе стѣснило его дыханіе. Онъ остановился и былъ такъ изумленъ словами прикащика, что въ недоумѣніи глядѣлъ на него , и не говорилъ ни слова.
Казалось, это сдѣлало впечатлѣніе на допросчика, но, какъ человѣкъ опытный, Пименъ Никитичъ скрылъ свою тайную мысль, и также остановившись вскричалъ на парня :
« Ну ? не правду-ли я говорилъ, что ты воришка ? Что-же ты оторопѣлъ ?
— Не оторопѣлъ, а одурѣлъ отъ твоихъ словъ, Г. купецъ ! Я воръ ? Я укралъ деньги, казну? . . . Господи Боже мой ! — Съ этими словами онъ зарыдалъ, и бросивъ свой узелокъ къ ногамъ прикащика, сказалъ сквозь слезы :
« На, посмотри что я несу, и Богъ съ тобой ! Не безъ добрыхъ людей на свѣтѣ : дойду и безъ тебя до Москвы.
Желая вполнѣ выдержать роль человѣка осторожнаго , Пименъ Никитичъ поднялъ узелокъ, и развернувъ его пробормоталъ съ удивленіемъ :
« Что это ? книги ? Да на какой прахъ ты несешь въ Москву такую дрянь ? Тамъ, братъ, не дадутъ гроша за это. »
— Да я и не возьму за нихъ тысячи рублей! Эти книги мнѣ дороже всего твоего обоза.... Тебѣ чудно это, Г. купецъ ? Видно, что милы онѣ мнѣ, когда я для нихъ-то оставилъ отца и родимую сторону !...
« Чудно ! » сказалъ Пименъ Никитичъ. « Ну , пойдемъ до первой упряжки, а тамъ увидимъ.»
Хотя вся эта схватка прикащика съ незнакомымъ юношею кончилась въ немного минутъ, однакожъ возы, передразнивая своимъ движеньемъ время, ушли довольно далеко впередъ. Прикащикъ пошелъ за ними скорымъ шагомъ въ догонку, а молодой человѣкъ сталъ завертывать въ узелокъ свои книги, и невольно отсталъ отъ него. Вскорѣ однакожъ они опять поровнялись. Нѣсколько минутъ длилось молчанье; наконецъ прикащикъ заговорилъ снова :
«Теперь вижу я , что ты не таковъ, какъ думалъ я сначала; но я все-таки не догадаюсь: зачѣмъ ты идешь въ Москву ? »
Въ глазахъ юноши стало свѣтло, хоть и не весело.
— Не знаю и самъ — отвѣчалъ онъ — что со мной станется въ Москвѣ; но мнѣ тошно стало жить въ нашей не людной сторонѣ, гдѣ не съ кѣмъ поговорить, какъ-бы мнѣ хотѣлось,
и не у кого спросить, о чемъ-бы подумалось. По этимъ книгамъ , которыя видѣла ваша милость , выучился я грамотѣ , да Ариѳметикѣ ; хочется знать еще больше, а отъ кого и какъ узнаешь ? Вотъ я и рѣшился идти въ Москву : тамъ, говорятъ, много людей ученыхъ, и есть училища, для всякаго кто вздумаетъ учиться. Заговаривалъ я объ этомъ отцу своему, да онъ никакъ не могъ смекнуть чего я хочу, и еще началъ поносить книги и книгочіевъ. Я рѣшился убѣжать, когда увидѣлъ что съ нимъ не сговоришь. Хочу въ Москвѣ учиться.
« Я, дружекъ, самъ человѣкъ, не хвастовски сказать, грамотный, » отвѣчалъ Пименъ Никитичъ. « Спросилъ-бы ты у меня, такъ я-бы тебѣ далъ толкъ. Ну, да ужь теперь поздно : видно, такова, твоя часть. Все Богъ! »
— Богъ меня и не оставитъ ! — примолвилъ юноша съ робкою довѣренностью. — Позвольте-же спросить вашу милость : гдѣ вы обучались ?
« Какъ гдѣ?... у людей.... у духовныхъ. Гдѣ-же еще нашему брату учиться. Да вѣдь и въ вашемъ селѣ есть дьячекъ; что-же ты не учился у него ?
— Я у него учился, да онъ кромѣ церковной грамоты ничего не знаетъ.
« А что-же еще тебѣ надобно ? Развѣ ты въ
попы хочешь ? или хочешь читать на Нѣмецкихъ языкахъ ?
— Да, мнѣ-бы хотѣлось этого.
«О, о, дружище ! такъ вотъ какой ты гусь!... Взялъ-бы тебя, да отвалялъ хорошенько лозами, такъ дурь-то изъ головы и вышла-бы. Въ Нѣмецкіе языки пускаться !... » ,
Послѣ такого объясненія , у молодаго человѣка отпала охота разговаривать съ ученымъ его спутникомъ. Мальчикъ зналъ по опыту, до чего доводятъ съ подобными грамотѣями разговоры объ ученьѣ. Однакожъ спутникъ вызвалъ его на отвѣтъ, воскликнувъ :