лось это тягостное для него состояніе души; но вдругъ, среди сумрака приближающагося дня, онъ разглядѣлъ передъ собою огромную Спасскую башню, и лампаду, уже столѣтія теплящуюся передъ образомъ Спасителя, Отца всѣхъ людей. Благоговѣйный трепетъ пробѣжалъ по всѣмъ его жиламъ ; онъ почувствовалъ себя какъ-бы воскреснувшимъ. Не перемѣняя положенія , стоя на колѣняхъ въ саняхъ, онъ съ, теплою мольбою обратился къ образу Спасителя, и горячія, утѣшительныя слезы смѣнили его слезы горести.... Елей утѣшенія канулъ на чистую Душу, и растроганный юноша кончилъ свою молитву съ надеждою, почти съ весельемъ въ сердцѣ.
Между тѣмъ зашевелились его товарищи, и ночной лай собакъ заглушился шумомъ и движеніемъ пробудившейся Москвы. Пименъ Никитичъ двинулъ остатокъ своего обоза къ рыбнымъ лавкамъ, и первое домовище Ломоносова близъ Спасскихъ воротъ не оставило послѣ себя никакого слѣда. Это опять навело тоску на сердце юноши, и въ такомъ-то расположеніи, въ раздумьѣ, въ грусти, хотя и смягченной вѣрою въ Провидѣніе, встрѣтилъ онъ зимнее восходящее солнце, и вторыя сутки своего житья въ Москвѣ.
Весь этотъ день провелъ онъ вмѣстѣ съ рыбаками. пособляя имъ складывать рыбу, поды-
мая сани у отвода лошадей. Великъ-ли и весь день Русской зимы? Когда на Спасской башнѣ ударило пять часовъ, уже было темно. Движеніе въ лавкахъ начинало уменьшаться , и Пименъ Никитичъ спѣшилъ на постоялый дворъ, сначала углубиться въ разсчеты о сданной рыбѣ , о барышѣ , о деньгахъ за провозъ, и потомъ отдохнуть. На прощаньѣ, перекликаясь съ лавочниками и съ извощиками, онъ замѣтилъ подлѣ себя Михайлу.
-Ну? что-же, ты куда ? — спросилъ онъ его. Пока обирался отвѣчать ему спрошенный, онъ прибавилъ съ необыкновеннымъ для него добросердечіемъ : — Пойдемъ-ка , братъ , со иной. Вѣдь я знаю , что тебѣ нѣкуда приклонить голову, такъ ужь я покамѣстъ ублаготворю тебя.
Едва вѣрилъ ушамъ своимъ изумленный Михайло, и безъ всякихъ дальнихъ соображеній пошелъ за Пименомъ Никитичемъ. Ему конечно не могло придти въ голову, что этотъ гордившійся передъ нимъ знаніями человѣкъ, этотъ опытный философъ, замѣтилъ въ сынѣ рыбака большую способность къ счету и знаніе въ грамотѣ, то есть, въ продолженіе дороги онъ видѣлъ нѣсколько разъ, какъ легко разрѣшалъ тотъ задачи о платежѣ за овесъ и ѣду, и какъ бойко прочитывалъ изъясненія лубочныхъ картинокъ, которыми украшались стѣны
въ крестьянскихъ избахъ. Встревоженный огромностью своихъ разсчетовъ, Пименъ Никитичъ тѣмъ охотнѣе рѣшился взятъ съ собою Ломоносова, что воспользовавшись его способностями, онъ еіце могъ придать этому и видъ благодѣянія. Такимъ образомъ , это былъ первый человѣкъ, невольно оцѣнившій способности генія, -которому дивится потомство.
Весь вечеръ прошелъ въ умственныхъ занятіяхъ Пимена Никитича. Крупными каплями потѣлъ онъ и терялся въ томъ, что Михайло соображалъ въ нѣсколько минутъ и долго растолковывалъ ему. Наконецъ, когда разрѣшены были всѣ затрудненія и объяснены всѣ вопросы о количествѣ сданнаго товару, о суммѣ за провозъ, о дорожныхъ издержкахъ, о числѣ рогожъ и цѣновокъ, Пименъ Никитичъ былъ такъ доволенъ, что пригласилъ Михайлу ужинать съ собой. .
— Вотъ , и уголъ есть у тебя ! — сказалъ онъ сидя за столомъ и прихлебывая капусту. — Только, братъ, я вѣдь здѣсь не надолго. Не вѣдаю, какъ ты пристроишься. Даромъ кормить никто не будетъ. Право, лучше тебѣ оставить свои затѣи, да приняться-бы, напримѣръ, за коммерцію. Слава тебѣ Господи! Иной спитъ да видитъ. Это , ей Богу, такъ! А то какую тебѣ турусу учить ? Да и на что? Правда, что ученье свѣтъ, неученье тма; да, вѣдь,
хорошо, братъ, учиться тому, у кого есть что жевать. Ну, а тебѣ-ли за другими ? Тутъ и я пособить не могу. А порекомендовать хорошему человѣку — почто нѣтъ! Готовъ. Да, вотъ, хоть-бы Сидору Пафнутьичу, кому товаръ-то мы сдавали : у него Дѣла большія , человѣкъ онъ хорошій, и только будь . самъ хорошъ , такъ у него-бы тебѣ житье-то было завидное. А мое слово онъ уважитъ.