Вотъ общество, гдѣ развязаны умъ и душа, гдѣ не надобно приводить ихъ въ мѣрку. Какъ, грустно, кто я не рожденъ для общества, этихъ людей ! »
Понятно такое ослѣпленіе въ человѣкѣ, не имѣвшемъ никакой свѣтской опытности. Блескъ, представительность, кстати сказанное слово, кажутся ему кѣмъ-то превосходнымъ , потому кто самъ онъ не обладаетъ средствами для этого. Жаль, кто пріятныя заблужденія рѣдко бываютъ продолжительны !
Возвратившись въ Амстердамъ, Ломоносовъ имѣлъ время осмотрѣть этотъ славный городъ. Бродя но берегамъ. Амстеля, по каналамъ и мостамъ Голландской столицы, онъ понялъ мысль Петра Великаго, который столько любилъ Голландцевъ и ихъ стихію, море, кто перенесъ даже свою резиденцію въ болота Финскія, для того только , чтобы воспользоваться тамошнимъ многоводіемъ, и создать новый Амстердамъ. Какъ великій геній, Петръ соединилъ тутъ многіе, обширные государственные виды: и время оправдало большую часть его плана. Петербургъ сталъ на чреду первыхъ торговыхъ городовъ въ мірѣ ; но за то мысль Великаго не оправдалась самымъ Петербургомъ : онъ не имѣетъ сходства съ Амстердамомъ и ничего подобнаго себѣ; это, можно сказать, единственный, первый по красо-
f
тѣ своей городъ въ мірѣ, только ! Но это не Амстердамъ.
Ломоносовъ жалѣлъ, что не могъ побывать въ Заандамѣ, не могъ поклониться священной для каждаго Рускаго хижинѣ Петра, въ которой скрывалъ свое величіе преобразишель Россіи. Изъ Амстердама надобно переѣзжать туда черезъ проливъ, а Ломоносовъ не смѣлъ удаляться , потому что корабельщикъ , съ которымъ договорился онъ плыть въ Петербургъ, ожидалъ только попутнаго вѣтра. Наконецъ этотъ благопріятный вѣтеръ вспорхнулъ, расшевелилъ тяжелый воздухъ Голландіи, и шлюпки отъ всѣхъ отплывавшихъ кораблей спѣшили забрать своихъ пассажировъ. Ломоносовъ взошелъ на корабль , и черезъ нѣсколько часовъ уже въ отдаленіи видѣлъ за собою берега Голландіи.
Привольно, весело стало ему на обширной синевѣ моря , которое шумя и пѣнясь влекло его къ берегамъ милаго отечества. Давно разстался онъ съ Россіей, и еще больше прошло времени съ той поры, какъ онъ не видалъ открытаго моря. Но душа его не отвыкла любить родину, не отвыкла и чувствовать кра- , соту, величіе, поэзію моря! Какъ стараго друга встрѣтилъ онъ знакомую стихію, какъ родныхъ привѣтствовалъ бодрыхъ матросовъ, и съ весельемъ разговаривалъ съ ними о всѣхъ по-
дробностяхъ пути. На какомъ языкѣ говорилъ онъ съ Голландцами? Матросы изобрѣтаютъ свой особенный языкъ, такъ что посредствомъ немногихъ словъ объясняются съ жителями всѣхъ странъ. Состарѣвшійся на кораблѣ матросъ бывалъ вездѣ, и отвсюду вывезъ запасъ словъ, не хуже тѣхъ , которыми щеголяли наши земляки, стоявшіе на бивакахъ въ Парижѣ.
Къ вечеру перваго дня пути вѣтеръ усилился чрезвычайно. Легкій купеческій корабль, на которомъ плылъ Ломоносовъ , сражался съ могучими волнами , какъ ловкій боецъ съ многочисленными противниками; онъ скрыпѣлъ и стоналъ и вздрагивалъ, но, разсѣкая бурную пучину, при попутномъ вѣтрѣ все подвигался впередъ. Ломоносовъ долго смотрѣлъ на эту борьбу человѣческаго искуства съ природою; когда совсѣмъ стемнѣло , онъ ушелъ въ свою каюту и бросился на койку. Странное чувство томило его : это былъ не страхъ , а какой-то нетерпѣливый порывъ души, утомленной борьбою съ жизнью. Въ нападающихъ волнахъ видѣлъ онъ тѣ непріязненныя обстоятельства, которыя столько разъ доводили его до отчаянія. « Неужели и теперь, почти при входѣ въ отечество , сама природа хочетъ испытать силу моего духа?» мыслилъ онъ. «Неужели этою грозною борьбою съ слабыми усиліями человѣка, она хочетъ еще напомнить мнѣ жизнь, въ
которой я точно какъ будто осужденъ испытывать всѣ возможныя препятствія ? в
Такъ самые обыкновенные случаи — въ самомъ дѣлѣ, что обыкновеннѣе на морѣ какъ не буря?—иногда пораждаютъ въ насъ цѣлый хаосъ ощущеній, часто не имѣющихъ ничего близкаго къ настоящему нашему положенію. Но человѣкъ, занятой всегда собою, своею мыслью, своимъ я, воображаетъ, что и природа существуетъ только для него, для его ощущеній.
Какъ-бы то ни было , но Ломоносовъ легъ спать въ тревожномъ состояніи духа, и заснулъ подъ( завываніемъ бури. Постепенно измѣнялись передъ нимъ картины моря : то видѣлъ онъ, что корабль ихъ опускался все ниже, ниже, и вдругъ взлеталъ на такую высоту, съ которой видны были и Петербургъ, и хижина, гдѣ обитаетъ жена его, и Холмогоры, и деревня, въ которой родился онъ. То встрѣчалъ онъ на волнахъ обломки разбитаго корабля, и на нихъ людей, которые жалобно молили его о спасеніи, и быстро уносились вдаль. Наконецъ, онъ увидѣлъ образъ драгоцѣнный ему, образъ отца, который, въ рыбачьей ладьѣ своей, боролся съ волнами близъ одного острова въ Ледовитомъ морѣ. Ломоносовъ много разъ бывалъ подлѣ этого острова, много разъ живалъ на берегу его , и помнилъ каждый кустъ на немъ. Онъ былъ готовъ броситься на по-