Однажды, въ своей комнатѣ , онъ перечитывалъ какого-то изъ древнихъ ораторовъ и готовился выбрать изъ него лучшія мѣста , для рѣчи на будущемъ торжествѣ Академіи, когда къ нему вошелъ высокій, толстоватый человѣкъ, въ парикѣ, гладко насаленномъ и напудренномъ, въ опрятномъ Французскомъ кафтанѣ, съ длинными маншетами, съ лицомъ веселымъ, довольнымъ , счастливымъ. Наклонившись въ половину туловища, онъ поднялъ голову и спросилъ
улыбаясь:
—Имѣю честь видѣть знаменитаго Россійскаго стихотворца Г-на Ломоносова ?
«Я Ломоносовъ, и если угодно стихотворецъ , только не знаменитый, котораго можетъ быть вы ищете.
—О, позвольте судить объ этомъ намъ, публикѣ ! Ваша слава уже вознесла имя любимца Музъ, любимца фантазіи. ...
«Позвольте перебить вашу рѣчь: ко мнѣ-ли вы обращаетесь?
— Къ кому-же какъ не къ вамъ, если вы Г. Ломоносовъ, Адъюнктъ Санктпетербургской Академіи Наукъ, знаменитый.... Кто у насъ можетъ заслонить вамъ путъ къ славѣ?
«Но, что-же угодно вамъ?
—И такъ вы Г. Ломоносовъ ?... Прежде все
го надобно знать это.
«Да, да, я Ломоносовъ !
—Теперь—сказалъ великолѣпный разскащикъ, вынимая изъ кармана письмо и держа его двумя пальцами , почти выше головы своей — теперь имѣю честь вручить вамъ , отъ Его Сіятельства Г-на Канцлера Графа Бестужева, письмо , присланное къ нему на ваше имя, отъ Графа Головкина изъ Гаги. . . .
«Письмо? Изъ Гаги?... Позвольте, позвольте ! » вскричалъ Ломоносовъ, почти выхватилъ письмо изъ рукъ несноснаго говоруна, и взглянулъ на адресъ : рука жены его ! Это было ея письмо.
Онъ пробѣжалъ письмо , и невольно вырвались у него слова: « Боже мой ! Могу-ли я покинуть ее ? Обстоятельства мѣшали мнѣ до сихъ поръ не только вывезть ее сюда , но и писать къ ней. Теперь-же пусть она пріѣдетъ! Завтра-же пошлю 100 Рублевъ на дорогу.»
Между тѣмъ улыбающаяся фигура восхищалась глядя на Ломоносова.
—Человѣкъ великій! . . . позвольте мнѣ такъ назвать васъ.... человѣкъ великій! Я вижу, что это письмо драгоцѣнно для вашего сердца ?
« Какъ-же не драгоцѣнно , М. Г.! Оно отъ жены моей.
— Отъ вашей.... супруги ?... О , такъ я понимаю , что значили слова единственнаго, великаго человѣка , моего начальника Графа Бестужева. «Поди, Колоссовъ, сказалъ онъ мнѣ,
отдай это письмо Г-ну Ломоносову, что служитъ въ Академіи; да скажи чтобы онъ написалъ отвѣтъ и доставилъ мнѣ-же. » Я , безъ души, бѣгу, вижу васъ, восхищаюсь, и слышу вожделѣнную новость ! ...
Не смотря на свое сердечное волненіе, Ломоносовъ не могъ безъ смѣха слушать высокопарнаго Колоссова.
«Доложите Графу , что я завтра-же явлюсь къ нему съ письмомъ, въ отвѣтъ на полученное мной. Но какимъ образомъ я получаю это письмо черезъ Графа Бестужева?
—О, вѣроятно, слава, которою озарено ваше имя. ...
«Помилуйте! лучи моей славы не достигаютъ такъ высоко.
—Позвольте, позвольте, драгоцѣнный піитъ ! Слава, распространяясь подобно свѣтилу, проницаетъ всюду. Графъ. ... о, если-бы вы знали Графа. . . .
«Вы конечно служите у него?
— Въ приватной канцеляріи , при полученіи бумагъ , и всякій день приношу корзину пакетовъ къ Его Сіятельству — отвѣчалъ скороговоркой Колоссовъ.— Я, М. Г., самъ нѣсколько изъ ученыхѣ: учился въ Кіевской Академіи, получилъ въ награду проименованіе Колоссова,
вмѣсто прежней прозаической фамиліи Колосова, и нѣсколько времени былъ учителемъ Риторики въ нисшихъ классахъ. ... но судьба..... о, судьба!
Ломоносовъ спѣшилъ отдѣлаться отъ этого восторженнаго пустослова, который въ нѣсколько минутъ успѣлъ разсказать ему почти всю свою жизнь , наговорить похвалъ цѣлому свѣту, и поручить себя благосклонности царя ученыхъ и поэтовъ, какъ назвалъ онъ наконецъ Ломоносова. Когда онъ ушелъ , царь поэтовъ и ученыхъ предался вполнѣ своимъ чувствамъ. Онъ почти плакалъ перечитывая письмо жены. Что писала она? Что обыкновенно пишутъ женщины, когда перомъ ихъ управляетъ любовь и встревоженное чувство. Никогда мужчина, съ своимъ логическимъ умомъ, не выразитъ того, что можетъ сказать одушевленная женщина. У нихъ своя логика, свой синтаксисъ, свое краснорѣчіе, которыхъ законы еще не отысканы. Безпорядокъ есть правильный выводъ ихъ, который такъ-же убѣдителенъ, какъ сильна ихъ слабость, эта истинная сила женщины. Бѣдная жена Ломоносова два года не имѣла ни какой вѣсти о своемъ мужѣ, для котораго пожертвовала она всѣмъ, котораго любила больше самой себя. Можно представить себѣ, какъ краснорѣчива была ея душа послѣ такого долгаго страданія , какъ выразительны