«Однакожъ область ваша отъ неба до глубины земли. Вы особенно занимаетесь Металлургіей, какъ слышалъ я?
—Да, люблю эту науку, но собственное мое занятіе Химія.
«Извините,» возразилъ Графъ вѣжливо : «собственно вы поэтъ, и только потому занимаетесь нашей землей, кто живете на ней.
— Въ качествѣ человѣка и любителя науки, Ваше Сіятельство, я вообще люблю знанія. Поэзія только отдыхъ для меня.
Бестужевъ слушалъ ихъ и понималъ вполовину. Желая сказать что ни будь, онъ спросилъ въ свою очередь:
«Вѣдь вы учите чему нибудь?
— Да, Графъ, Химіи и отчасти Физикѣ.
«И еще мастеръ писать сверхъ того ?
Ломоносовъ улыбнулся.
«Да вы годны на все!... Право, этакихъ людей не много , Графъ Михайло Ларіоновичъ !» прибавилъ онъ обращаясь къ Воронцову. «Какъ напримѣръ я бьюсь съ своими канцелярскими ! Писнуть нѣкому.
Не отвѣчая на это обращеніе , Графъ Воронцовъ сказалъ Ломоносову:
— Я очень, очень доволенъ встрѣтившись съ вами. Пожалуста , приходите ко мнѣ, Г. Ломоносовъ ! такъ, запросто, безъ церемоній. Я надѣюсь учиться изъ вашихъ разговоровъ.
«Я принимаю это на оборотъ, Графъ, и непремѣнно исполню ваше приказаніе.
Разговоръ продолжался еще нѣсколько минутъ , въ учтивостяхъ Графа Воронцова, въ
благодарныхъ отзывахъ Ломоносова , и въ нетерпѣливыхъ перерывахъ Графа Бестужева. Наконецъ Ломоносовъ ушелъ, очень довольный своимъ посѣщеніемъ, и не забылъ отдать въ канцеляріи Графа Бестужева сто рублей для пересылки къ женѣ.
Глава VI.
Дѣла Академіи шли не всегда благопріятно для членовъ ея. Надъ ними было много разныхъ властей, но. всего больше стѣсняло ихъ Правленіе Хозяйственное. Это былъ родъ опеки надъ учеными людьми, которые , сказано было въ Уставѣ, «о произведеніи наукъ стараются, но обычайно мало думаютъ на собственное содержаніе. » И потому этихъ господъ стѣсняли за каждую копѣйку, не только въ общихъ дѣлахъ Академіи , но даже въ томъ, что относилось къ нимъ собственно. Жалованье, чрезвычайно малое , было едва достаточно на содержаніе, и еще назначалось, такъ-же какъ и квартиры, по произволу Хозяйственнаго Правленія. Зачѣмъ много денегъ Профессору? Зачѣмъ огромную квартиру ученому ? Довольно съ него двѣ , три комнаты , и то подешевле. Впрочемъ, наемныя квартиры давались только женатымъ людямъ, а холостыхъ помѣщали въ
Академіи, гдѣ часто они жили тѣснѣе нынѣшнихъ канцелярскихъ служителей. Нечего говоритъ послѣ этого объ ученыхъ и учебныхъ пособіяхъ: Академикъ , Профессоръ не смѣлъ купить линейки и циркуля , не только чего нибудь поважнѣе, безъ протокола Хозяйственнаго Правленія , которое состояло изъ Директора , двухъ товарищей его и казначея. Эти господа властвовали всѣмъ , и сановитая ученость смирялась передъ ними. Они часто сердили неуступчиваго Ломоносова , который помнилъ свое достоинство, безпрестанно ссорился съ подъячими какъ называлъ онъ ихъ , и упрашивалъ своихъ товарищей обратиться къ высшей власти , съ просьбой обновить Академію новыми преимуществами и льготами. Тутъ встрѣчалъ онъ обыкновенныя ужимки и молчаніе людей, которые боятся сдѣлать неосторожный шагъ.
Но этимъ не ограничивались требованія поэтической головы Ломоносова. Онъ видѣлъ, что Академія занимается многимъ , чуждымъ для нея, и не дѣлаетъ того , что должно составлять ея занятіе. Напримѣръ, въ нее присылалось множество требованій о сочиненіи плановъ для увеселеній, для фейерверковъ, для садовъ и домиковъ. Въ царствованіе Анны, даже забавное празднество въ ледяномъ домикѣ не обошлось безъ помощи Академіи. И въ то-же
время, Академики не писали ничего для Россіи, не занимались распространеніемъ наукъ въ отечествѣ, не имѣли порядочной лабораторіи, хорошихъ инструментовъ и другихъ пособій ученыхъ, а преподаваніе наукъ въ Академической Гимназіи происходило на Латинскомъ языкѣ, непонятномъ для большей части учениковъ.
Разсуждая однажды объ этомъ съ товарищами, Ломоносовъ сказалъ:
«Господа! Половина трудовъ нашихъ гибнетъ по пустому. Труды Академіи и преподаваніе наукъ на Латинскомъ языкѣ важны; однако это больше важно для Европы, нежели для Россіи. Не льзя-ли тѣмъ изъ насъ , которые знаютъ по-Русски, читать свои лекціи на Русскомъ языкѣ?
Товарищи его задумались, и наконецъ отвѣчали , что это невозможно, при необработанности Русскаго языка, въ которомъ даже нѣтъ ученой опредѣленности словъ. Это было справедливо ; сверхъ того , Ломоносовъ обращался къ иностранцамъ, большею частію Нѣмцамъ, а для нихъ Русскій языкъ былъ страною тмы. Они подозрѣвали въ предложеніи своего собрата даже отдаленную мысль : заставить ихъ учиться по-Русски, и наконецъ почти единогласно заговорили, что Русскій языкъ не способенъ къ выраженію всѣхъ мыслей человѣческихъ, что на немъ не льзя писать объ уче-