Говоря эти слова , онъ уже держалъ Христину въ своихъ объятіяхъ, глядѣлъ ей въ глаза, и еще не вѣрилъ своимъ чувствамъ.
«А это наша дочь?» воскликнулъ онъ бросившись къ малюткѣ, робко прижимавшейся къ своей матери , и схватилъ ее на руки , цѣловалъ, смѣялся, плакалъ.
Прохожіе ласково улыбались и въ полголоса говорили глядя на эту сцену: «Вишь, къ барину пріѣхала жена.»
Между тѣмъ Христина оставалась нѣмою, и уже черезъ нѣсколько секундъ радостныя чувства ея и тревога ощущеній выразились рыданіемъ, и слезами , которыя въ два ручья покатились изъ ея глазъ.
« Пойдемъ , пойдемъ , другъ мой !» говорилъ Ломоносовъ, и держа на рукахъ дочь, привелъ жену въ свою квартиру.
« У насъ будетъ другая квартира , больше этой, а теперь, покуда, мы будемъ счастливы и здѣсь ! » сказалъ онъ.
— Ахъ, Михайло! Не только въ этой квартирѣ , которая кажется мнѣ раемъ , но и въ самой убогой хижинѣ готова я жить, но только съ тобой. Ты ужь не покинешь меня больше ?
«Милый другъ ! ты знаешь , что заставило меня покинуть тебя !... Теперь, слава Богу, обстоятельства совсѣмъ иныя. Я имѣю почетное мѣсто , довольно денегъ , и много покровителей. Что-же заставитъ меня разстаться съ тобой, милая Христина ! Нѣтъ , никогда !
Да я ужь и не въ силахъ былъ-бы сдѣлать это. Но, разскажи мнѣ, какъ доѣхала ты сюда? Получила-ли ты мое письмо и деньги ?
— Какъ-же! Ахъ , этотъ добрый Графъ Головкинъ! Дай Богъ ему здоровья! Онъ тотчасъ прислалъ ко мнѣ твое письмо и деньги, да еще и отъ себя письмо , такое милостивое. Онъ-то присовѣтовалъ мнѣ ѣхать въ Любекъ, и тамъ сѣсть на корабль.
«Ты и сдѣлала такъ ?
—Да. Трудно мнѣ было разставаться съ родителемъ.... но я превозмогла себя. О, Михайло! Сколько я перенесла горя въ это время!...
« Не говори объ этомъ , милый другъ ! Я знаю, чувствую все !... Повѣрь, что мнѣ было не легче. Но , теперь уже прошло все. Станемъ радоваться и наслаждаться жизнью.
Въ самомъ дѣлѣ Ломоносовъ ожилъ , повеселѣлъ , и даже нѣсколько времени меньше ссорился съ своими сочленами , прощалъ имъ лѣность, неподвижность, любилъ ихъ за доброту и знанія. Ему отвели квартиру женатыхъ, то есть комнату или двѣ больше противъ прежняго. Христина съ восторгомъ принялась за новое свое хозяйство , и вскорѣ устроила все такъ удобно, какъ только можно было это въ ихъ небогатой жизни. Но ей не казалась эта жизнь небогатою. И точно, если сообразимъ переходъ ея отъ нищеты и совершенной без-
надежности къ довольству, къ удобствамъ жизни, то повѣримъ , что она почитала себя не только счастливою, но и богатою. Она еще никогда не жила такъ роскошно; у нея была даже прислуга ! . .. Столъ умѣла она приготовлять порядочный и тогда какъ у нихъ не было ничего; а теперь , когда Ломоносовъ хотѣлъ въ немъ больше существенности, больше Русской сытности нежели Нѣмецкой изобрѣтательности , Христина была въ своемъ родѣ геніемъ не меньше мужа.
Среди удобствъ тихой семейной жизни, Ломоносовъ чувствовалъ еще большую охоту трудиться, и трудился неутомимо. Часто прерывали его присылками отъ вельможь , съ просьбой написать стихи на тотъ или другой Случай. Просьбы эти бывали равносильны приказаніямъ , особенно когда просили или совѣто
вали написать стихи на иллюминацію, на торжественный день, на спускъ корабля, и проч.
« Я ужь не радъ, что объявилъ себя стихотворцемъ ! » говорилъ Ломоносовъ женѣ своей. «Что это въ самомъ дѣлѣ ? Гдѣ набраться мнѣ вдохновенія на всякую мысль, на всякое происшествіе? . . . Но дѣлать нечего ! »
И онъ принимался за свою громкую лиру, какъ говаривали встарину , бряцалъ въ струны, пѣлъ, и морщился. Это видно во многихъ его стихотвореніяхъ , гдѣ явныя небрежности и
ошибки противъ языка , прозаическія мысли и растянутыя изображенія встрѣчаются слишкомъ часто. Вообще Ломоносовъ немного разъ былъ поэтомъ въ своихъ стихотвореніяхъ. Но онъ пѣлъ много , и диво-ли что спадалъ съ голоса?
Для другихъ онъ говорилъ , и можетъ быть даже самъ вѣрилъ , что стихотворство было у него отдыхомъ , а науки занятіемъ и трудомъ. Но это выходило совершенно наоборотъ. Онъ писалъ стихи по Риторикѣ : возьмите любую оду его , и вы найдете школьное расположеніе, распространенія риторическія, и почти нигдѣ не откроете восторга. Въ наукахъ, напротивъ , сколько у него смѣлыхъ, великихъ мыслей ! И съ какою ревностью, охотою , съ какимъ самоотверженіемъ занимался онъ ими! Къ этому предназначила его природа, и онъ оправдалъ ея назначеніе всею своею жизнью.