мы видимъ, давно зналъ цѣну пресловутому ученому и самъ трунилъ надъ нимъ? Что ! Тредьяковскій ползалъ , унижался , позволялъ смѣяться надъ собой, надоѣдалъ , и наконецъ добился профессорства съ большимъ отличіемъ.
Такіе поступки начинали уже очень разочаровывать нашего поэта въ его удивленіи къ знатнымъ; во онъ еще цѣнилъ умъ и благородную привязанность къ просвѣщенію нѣкоторыхъ изъ нихъ. Первыми въ этомъ были Шуваловы, то есть Графъ Петръ Ивановичъ , и особенно молодой его родственникъ, Камеръ-Юнкеръ Иванъ Ивановичъ. Пріязнь Ломоносова съ этимъ рѣдкимъ молодымъ человѣкомъ поддерживалась постоянно, и послѣ каждаго свиданія съ нимъ, онъ чувствовалъ новое уваженіе къ нему. Въ Иванѣ Ивановичѣ не видалъ онъ знатнаго человѣка, потому что простота, искренность его обхожденія, и образованный, свѣтскій умъ, заставляли невольно быть съ нимъ откровеннымъ , любить въ немъ не столько покровителя, сколько роднаго сердцу. И. И. Шуваловъ уже вступалъ въ тѣ годы , когда склонности оправдываются для человѣка сознаніемъ, а у него первою склонностью было просвѣщеніе. Еще не занимая никакого значительнаго мѣста, онъ уже имѣлъ силу при Дворѣ, сколько по вліянію своихъ родственниковъ , столько-же и собственнымъ своимъ достоинствомъ.
Искреннимъ покровителемъ Ломоносова былъ также Графъ Михаилъ Ларіоновичъ Воронцовъ, вельможа съ образованнымъ умомъ, и большой любитель Искуствъ. Онъ собиралъ у себя произведенія Живописи, Скульптуры , любилъ читать, сближался съ учеными людьми, и особенно отличалъ Ломоносова, котораго умъ и познанія какъ звѣзда блистали тогда, па разсвѣтѣ Русскаго просвѣщенія. Обремененный дѣлами по своей должности Вице-Канцлера, Воронцовъ не могъ удѣлять много времени на бесѣды съ нашимъ поэтомъ , и хотя довольно часто видался съ нимъ , но почти всегда мимоходомъ. Ломоносовъ однакожъ чувствовалъ, что этотъ человѣкъ любитъ его и желаетъ ему добра безкорыстно : довольно для души, умѣющей понимать такія ощущенія !
Черезъ нѣсколько мѣсяцевъ и Ломоносовъ былъ назначенъ Профессоромъ Химіи и Физики.
Въ это время, однажды, явился къ нему молодой Шуваловъ. Онъ пришелъ запросто, какъ товарищъ въ прекрасномъ направленіи къ добру, котораго корень всегда скрывается въ просвѣщеніи. Посреди разговоровъ о землѣ и небѣ , о горныхъ работахъ и Поэзіи , Иванъ Ивановичъ сказалъ своему ученому пріятелю, что черезъ нѣсколько дней у Петра Ивановича будетъ большой балъ, гдѣ Ломоносовъ можетъ увидѣть все знатное Петербургское общест-
во, и всѣхъ чѣмъ нибудь замѣчательныхъ людей. «Я совѣтовалъ дядѣ пригласить и ученую братію,» прибавилъ Шуваловъ, «а въ этомъ числѣ вы первый.»
«Благодарю; но не буду-ли я тамъ лишнимъ?» отвѣчалъ Ломоносовъ.
— О , нѣтъ ! Ученые и писатели придаютъ оригинальный блескъ всякому празднику. Дядя мой согласился съ этимъ и поручилъ мнѣ пригласить васъ и нѣкоторыхъ другихъ.
— Выбирать не изъ чего!—улыбаясь сказалъ Ломоносовъ. — Наша братья всѣ на перечетъ. И подлинно явятся оригиналы!
« Тѣмъ лучше! Говорю вамъ : это придаетъ какое-то пріятное разнообразіе празднеству. При Французскомъ Дворѣ давно понимаютъ, что на большомъ балѣ ученые такъ-же необходимы какъ и танцовщики. Да, потому что на всякомъ балѣ разговариваютъ еще больше нежели танцуютъ. Съ кѣмъ-же пріятнѣе бесѣда какъ не съ человѣкомъ отличнымъ своими познаніями ?
Ломоносовъ не зналъ обычаевъ большаго свѣта, а Шуваловъ можетъ быть нарочно старался представить ему съ блестящей стороны выставку ученыхъ посреди блистательнаго общества. Станется, что благородный юноша и самъ не подозрѣвалъ, какую жалкую роль играли
на праздникахъ Людовика ХІV и Регента Мольеръ, Расинъ, Буало! Faire dire au roi quelques belles paroles (доставить Королю случай сказать острое словцо): вотъ зачѣмъ звали ихъ постоять у дверей бальной залы и отвѣсить нѣсколько поклоновъ раззолоченнымъ знатнымъ господамъ. Но ни самъ Буало, ни Расинъ, никто не понималъ тогда истиннаго значенія ученыхъ и литтераторовъ посреди этого чуждаго для нихъ міра. Удивительно-ли, что прямодушный Ломоносовъ съ благодарностью согласился на приглашеніе Шувалова ?
Въ назначенный день, въ тотъ часъ , когда обыкновенно онъ шелъ спать, надобно было одѣваться и ѣхать на балъ! Поэтъ самъ смѣялся этому, однакожъ надѣлъ свой парадный кафтанъ , прицѣпилъ шпагу, расправилъ дорогія маншеты , и не хуже другихъ явился въ великолѣпныхъ залахъ своего покровителя и милостивца , Графа Петра Ивановича Шувалова. Встрѣтившись съ нимъ, хозяинъ радушно протянулъ къ нему руку; но толпа новыхъ гостей скоро развела ихъ.