— Много лѣтъ не видались мы съ вами, почтенный мой благодѣтель!—началъ Ломоносовъ.
«Да, батюшко, Ваше Высокоблагородіе !...
—Сдѣлайте милость, безъ титуловъ, Пименъ Никитичъ! Передъ вами я все тотъ-же Михайло Ломоносовъ , которому вы не дали замерзнуть на дорогѣ и умереть съ голоду !
«Охъ, отецъ и благодѣтель. ... то есть тягостно вспомнить мнѣ , что я, по глупости, не умѣлъ... . такъ сказать цѣнить вашего таланта, которымъ наградилъ васъ Господь Богъ!
— Помилуйте !... Вы судили очень хорошо; и если въ двадцать пять лѣтъ видите перемѣну во мнѣ , то этому и быть должно. Я былъ тогда мальчикъ , а теперь ужь самъ дѣлаюсь старикомъ.
«Нѣтъ, батюшко Ваше Высокоблагородіе! Я, то есть, по глупой гордости , думалъ , что могу давать совѣты вамъ.... Но Богъ смирилъ меня. ... я теперь безъ куска хлѣба на старости ; а васъ Господь, по своей благости, наградилъ за труды и терпѣніе !
— Я благодарю Бога за себя ; но мнѣ прискорбно слышать о вашемъ положеніи....
« Да , батюшко Михайло Васильевичъ !... » сказалъ старикъ и поднялся съ мѣста; но Ломоносовъ увидѣлъ , что онъ хочетъ стать передъ нимъ на колѣни и не допустилъ его до этого.
— Что вы дѣлаете , Пименъ Никитичъ !... Ради Бога, будьте спокойны.. . . Нѣтъ ! Я не допущу васъ терпѣть нужду. Мой кошелекъ открытъ для васъ, а сердце никогда не забывало стараго знакомца и благодѣтеля.
Тутъ онъ услышалъ отъ старика , что продолжая возить рыбу въ Москву и Петербургъ, онъ наконецъ завелъ свои дѣлишки, то есть уже отъ себя путешествовалъ въ столицы съ рыбою, и сначала это шло довольно удачно ;
но потомъ нѣсколько лѣтъ сряду онъ терпѣлъ убытки, вошелъ въ долги, сидѣлъ за нихъ въ тюрьмѣ, и теперь выпущенъ по старости лѣтъ, и еще больше потому, что взять съ него уже нечего. Между тѣмъ жена и дочь его умерли, и теперь онъ, сирота, безпомощный старикъ, не знаетъ куда приклонить голову. Случайно услышавши о Ломоносовѣ, онъ пришелъ молить его о помощи.
Этотъ видъ нищеты и бѣдствія сдѣлалъ на Ломоносова впечатлѣніе тѣмъ сильнѣйшее, что за нѣсколько часовъ онъ былъ окруженъ всею роскошью , великолѣпіемъ , богатствомъ, какія только можетъ вообразить человѣкъ. Сверхъ того, этотъ старикъ, который въ самомъ дѣлѣ имѣлъ вліяніе на его судьбу, этотъ простонародный мудрецъ, который будто нарочно пришелъ смириться передъ истиннымъ просвѣщеніемъ , и въ простотѣ сердца признавался какъ невѣрны гаданія ума, слѣдующаго однимъ правиламъ привычки , все это страннымъ образомъ растрогало добрую душу поэта. Онъ почелъ первымъ долгомъ успокоить старика у себя дома, и вскорѣ помѣстилъ его въ одинъ изъ домовъ призрѣнія , гдѣ безпомощный увидѣлъ себя довольнымъ и даже счастливымъ. Сверхъ того, Ломоносовъ часто приходилъ навѣщать стараго знакомца, давалъ ему нѣсколько денегъ на небольшія прихоти , столько-же
необходимыя для дряхлыхъ какъ и для малолѣтнихъ дѣтей , и покоилъ его до конца жизни. Не нужно прибавлять, что Пименъ Никитичъ благословлялъ великодушнаго благодѣтеля. Утомленный своею бѣдною жизнью, онъ говаривалъ покоясь въ мирномъ углу : « Суетна мудрость человѣческая !» Можетъ быть замѣтятъ , что въ самомъ этомъ признаніи отзывалась гордость, похожая на гордость побѣжденнаго рыцаря, который вспоминаетъ о своемъ проигранномъ ратоборствѣ. Что-жь дѣлать ! Человѣкъ гордъ и въ богадѣльнѣ.
На другой день послѣ поѣздки Ломоносова въ Царское Село, Шуваловъ прислалъ ему свидѣтельство на пожалованное помѣстье, и богатый эсклаважъ для жены его, отъ имени Императрицы.
Глава X.
Неужели для поэта въ самомъ дѣлѣ необходимо ободреніе? И какое ободреніе ? Неужели, сохрани Богъ, деньги, или мыза Коровалдай, или что нибудь другое, цѣнное, много значащее въ глазахъ толпы? Нѣтъ, нѣтъ! Поэты искони отрицали это для своего генія , хоть и любили, по слабости человѣческой! Горацій славилъ Мецената какъ роскошный Римлянинъ, а не какъ Горацій, который съ такимъ презрѣніемъ смотрѣлъ на весь растлѣнный Римъ ! Рафаэль дорожилъ хвалами и платою земныхъ владыкъ, но геній его обиталъ въ лонѣ Властителя Небеснаго и тамъ черпалъ свои вдохновенія ! Беетховенъ , отдѣленный отъ міра и обществомъ, и несчастнымъ недугомъ своимъ , и своимъ характеромъ, конечно не думалъ о наградахъ , когда создавалъ свои дивныя симфоніи. . . . Поэты однакожь люди, и принадлежа одною частью своего существованія міру невѣ-
домому, другою прикованы къ землѣ, на которой необходимы и хвалы, и перстни, и деньги. Вотъ почему они любятъ ихъ, и даже , признаемся , дорожатъ ими ! Вотъ почему ошибаются тѣ , которые съ презрѣніемъ говорятъ объ успѣхахъ поэта въ свѣтѣ, или съ негодованіемъ восклицаютъ, какъ человѣкъ , высокій духомъ , радуется лишней золотой монетѣ , или отличію въ обществѣ. Они люди , милостивые государи ! люди во всю свою жизнь, и только на мгновенія бываютъ поэтами.