Не удивимся-же что и Ломоносовъ повеселѣлъ , и , какъ говорится, выросъ , послѣ торжественнаго ободренія , сдѣланнаго ему Императрицею. Онъ чувствовалъ себя тверже на занятомъ имъ мѣстѣ , когда вспоминалъ о Высокой своей Покровительницѣ; онъ воображалъ себя однимъ изъ любимыхъ дѣтей ея, и уже не съ прежнимъ смиреніемъ являлся въ золотыя палаты вельможъ. «Я также озаренъ взглядомъ ея !» думалъ онъ. Замѣчая это , можетъ быть они улыбались , или ждали , чтобы время подтвердило надежды и мечты поэта.
Однажды онъ пришелъ къ Графу Михайлу Ларіоновичу Воронцову, своему искреннему покровителю , который игралъ такую важную роль при Дворѣ Елисаветы. Графъ принялъ его, но обыкновенію , дружески , завелъ разговоръ объ Искуствахъ, и между прочимъ сказалъ ;
m
—Да ! У меня есть любопытная для васъ новость. Пойдемъ-те въ эту комнату.
Они перешли въ другую комнату, и Графъ, остановившись передъ одною картиною, сказалъ, указывая на нее :
— Вотъ предметъ достойный вниманія вашего, Г. Ломоносовъ. Это мозаическая картина.
Но уже Ломоносовъ не слыхалъ его, и явился истиннымъ поэтомъ передъ этимъ рѣдкимъ произведеніемъ Искуства. Онъ впился глазами и душой въ прекрасную картину , и только послѣ нѣсколькихъ минутъ могъ проговорить:
—Скажите, Ваше Сіятельство , откуда получили вы такое драгоцѣнное произведеніе?
«Это подарокъ Папы Климента. Я получилъ отъ него эту картину еще бывши въ Римѣ ; но только недавно привезли ее мнѣ сюда. Ну, что скажете вы о ней?
— Рѣдкое , высокое произведеніе ! Въ немъ вижу я двоякое достоинство: самый предметъ, который изображенъ мастерски , художнически , и потомъ работа, удивительное произведеніе искуства и терпѣнія! Графъ! позвольте мнѣ тщательно разсмотрѣть эту драгоцѣнность!
«Вы знаете : ничѣмъ не льзя такъ одолжить любителя, какъ показывая участіе къ тому,
чѣмъ дорожитъ онъ. А я очень дорожу своимъ собраніемъ картинъ.
— О, нѣтъ сомнѣнія , что оно прекрасно и драгоцѣнно. Только я еще не помню, чтобы какая нибудь картина произвела на меня такое впечатлѣніе какъ эта.
Картина, о которой шла рѣчь , изображала плачущаго Апостола Петра. Она въ самомъ дѣлѣ была прекрасна, но Ломоносовъ восхищался въ ней всего больше необыкновеннымъ Эффектомъ самой работы , словомъ сказать , мозаикою. Вотъ въ чемъ заключалась тайная прелесть ея для него , потому что онъ, въ своей пламенной головѣ, тотчасъ составилъ планъ сдѣлать мозаическую картину , и для этого-то надобно было ему разсмотрѣть ее внимательно. Создать новое художество въ Россіи: эта мысль поразила его какимъ-то очарованіемъ. Онъ уже былъ творцомъ Русскаго стихотворства и почти самого языка Русскаго; онъ самобытно дѣйствовалъ въ наукахъ, и показалъ собою, можетъ быть, единственный въ Россіи примѣръ ученаго человѣка, забывающаго все для своей цѣли. Онъ во всемъ не только хотѣлъ быть, но и былъ творцомъ. Могла-ли не очаровать его мысль : утвердить въ отечествѣ своемъ и новое художество, потому что до него не имѣли у насъ понятія о мозаикѣ, тогда мало извѣстной и во всей Европѣ. Онъ намекнулъ объ этой мысли Воронцову , и тотъ съ радушіемъ пригласилъ его
приходить въ свой домъ, когда только ему вздумается , разсматривать мозаику, такъ-же какъ и всѣ другія произведенія Искуства, и заниматься тамъ съ домашнею свободою.
Съ этого дни началась у Ломоносова новая работа. Онъ перерылъ въ своихъ бѣдныхъ книжныхъ пособіяхъ все , что могъ найдти о мозаикѣ , и , неудовлетворенный , обращался къ картинѣ Воронцова. Тщательное разсмотрѣніе наконецъ показало ему составъ ея , и онъ началъ дѣлать опыты составленія разноцвѣтнаго стекла. Для этого понадобились и деньги , и заботы , и время. Но могли-ли какія нибудь препятствія останавливать Ломоносова ? Онъ сдѣлалъ у себя небольшую печку, и отдѣляя на издержки часть своихъ умѣренныхъ доходовъ, плавилъ , лилъ , переливалъ стекла. Приходя опятъ къ картинѣ, онъ оживлялся новымъ вдохновеніемъ , и опять начиналъ свою работу. У него было мало досуга ; но онъ работалъ въ кабинетѣ ночью, а часть дня посвящалъ мозаикѣ , тѣмъ охотнѣе , что дѣло шло на ладъ. Образчики выходили у него прекрасные, совершенно похожіе на работу Итальянской картины.
Ломоносовъ могъ преодолѣть всѣ препятствія физическія ; но могъ-ли онъ побѣдить упрямыхъ своихъ враговъ? Ихъ не льзя было пере-