плавлять въ печкѣ, ни разцвѣчать своимъ геніемъ: они оставались всегда одинаковы.
Надобно сказать, что въ это время (Сумароковъ уже написалъ многое. Трагедіи его, были играны кадетами, потомъ нѣкоторыми изъ придворныхъ, въ присутствіи Императрицы, и доставили ей удовольствіе. Это воспламенило молодаго автора, и онъ уже занимался щрдь» ко тѣмъ , какъ-бы устроить ему настоящій театръ. Случай вызвался въ помощники. Въ глуши, въ Ярославлѣ, сынъ Костромскаго купца, Волковъ, устроилъ театръ безъ всякихъ пособій , то есть почти своими руками сдѣлалъ подмостки , намалевалъ декорацій , набралъ актеровъ и восхищалъ провинціальную публику. Кто могъ-бы думать , что этотъ молодой купецъ сдѣлается основателемъ сценическаго искуства въ Россіи ? Но сдѣлалось такъ ! Помощниками его были люди съ истиннымъ дарованіемъ: Дмитревскій , котораго современники сравнивали послѣ съ Гаррикомъ, Поповъ, Шумской. Молва о ихъ представленіяхъ дошла до Петербурга. Сумароковъ заботился выписать ихъ, и по связямъ своимъ достигалъ этой цѣли. Отецъ его , Петръ Панкратьевичъ, былъ знатный человѣкъ, Камергеръ при Великомъ Князѣ, и Александръ Петровичъ, со своей необыкновенной смѣлостью, воевалъ храбро въ кругу современныхъ аристократовъ,
которые всячески помогали ему. Между тѣмъ онъ писалъ , даже славился какъ поэтъ, и Ломоносовъ былъ у него точно бревномъ въ глазу, потому что могущественно побѣждалъ его своимъ дарованіемъ, безъ помощи какихъ нибудъ связей , и, что еще сильнѣе , смѣялся надъ его стихотворствомъ, какъ надъ безразсудною страстью.
За то , какого мщенія не изобрѣталъ противъ него Сумароковъ ! Мало того , что въ обширномъ кругу своихъ знакомыхъ - онъ называлъ Ломоносова невѣждой , увѣрялъ, что онъ не знаетъ Россійскаго языка, и силился доказать это его сочиненіями : онъ нападалъ на его нравственность, ставилъ ему въ вину простонародное его происхожденіе , любилъ повторять, что онъ рыбачій сынъ, прибавлялъ къ этому глупыя остроты, и трубилъ вездѣ, что Ломоносовъ человѣкъ пьяный, слѣдственно неспособный быть Профессоромъ; что, наконецъ, онъ берется за все , потому что не умѣетъ ничего дѣлать порядочно. Сумароковъ сблизился съ Тредьяковскимъ совсѣмъ не отъ сходства въ умѣ или дарованіи, которымъ далеко превосходилъ его , но отъ того , что всякій врагъ Ломоносова казался ему хорошимъ человѣкомъ. Вдвоемъ , съ помощью своихъ пріятелей, они выдумывали безконечныя сплетни про-
шивъ Ломоносова , порицали, чернили его гдѣ только могли.
Достойна вниманія ненависть, съ какою современники , бѣдные дарованіемъ, искони преслѣдуютъ людей могучихъ, сильныхъ умомъ, не только геніемъ ! Но эту психологическую задачу легко рѣшить, если вникнемъ въ причины. Геній бываетъ гордъ, даже безъ сознанія въ этомъ ; обширный , дѣятельный умъ всегда независимъ. И тотъ и другой не любятъ смѣшиваться съ толпой, гдѣ все основано на отношеніяхъ, на проискахъ, и забываютъ, что тамъ есть также свои дарованія, свои умники и Даже геніи, которыхъ самолюбіе не дремлетъ. Одно слово объ этихъ людяхъ , сказанное или написанное человѣкомъ превосходнаго ума, приводитъ ихъ въ ярость, потому что это слово бываетъ приговоромъ , и съ нимъ согласны не одни посторонніе, но и сами подсудимые: столько вѣренъ взглядъ сильнаго ума! Какъ-же хотите вы, чтобы не волновалась, не шумѣла, не проклинала его жалкая посредственность или бездарность, когда всѣ успѣхи ея основаны на братствѣ, потворствѣ другъ другу, отношеніяхъ , между тѣмъ какъ дарованіе идетъ своимъ, обыкновенно одинокимъ путемъ ?
«Подражаетъ мнѣ ! Обкрадываетъ меня !» кричалъ Сумароковъ вездѣ, когда услышалъ, что Ломоносовъ сочиняетъ трагедію Демофонтъ.
Любопытно и это свойство людей обыкновенныхъ, что , занимаясь какимъ нибудь предметомъ, пресмыкаясь у подножія его , они почитаютъ дерзкимъ врагомъ своимъ всякаго, кто осмѣлится взглянуть на тотъ-же предметъ съ своей стороны. Такъ Сумароковъ воображалъ , что Трагедія на Русскомъ языкѣ заповѣдное его владѣніе , и , можно представить себѣ, каково было ему слышать, что Ломоносовъ хочетъ занять и это владѣніе ! Онъ былъ готовъ подать на него просьбу въ уголовный судъ, какъ на похитителя своей собственности.
А между тѣмъ и страшиться было нечего ! Ломоносовъ началъ писать свою трагедію безъ всякаго внутренняго призванія, такъ-же какъ большую часть своихъ стихотвореній. Иванъ Ивановичъ Шуваловъ вызвалъ его на это, видя успѣхъ трагедій Сумарокова , видя что Императрицѣ нравятся онѣ , и желая , чтобы любимецъ его былъ первымъ во всѣхъ родахъ Словесности. Но Демофонтъ, послѣ такого начала, не могъ быть произведеніемъ поэтическимъ. И дѣйствительно , это произведеніе больше нежели слабое : плохое. Ломоносовъ рѣшительно не имѣлъ ни сколько драматическаго дарованія, и остановился на первыхъ опытахъ. Но довольно было для новой злобы Сумарокова. Онъ почиталъ попытку его предательствомъ, соперничествомъ, кражею, Богъ знаетъ чѣмъ !