« До того-ли, братецъ , мнѣ ! Напиши самъ , или исполни свои приказные обряды послѣ, а я теперь-же велю сдѣлать что надобно.
— На свою отвѣтственность , Михайло Васильевичъ !
« Какъ на свою отвѣтственность ? Да вы тотчасъ взведете на меня Богъ знаетъ что!
—Помилуйте !
«Да, братецъ. Если-бы у васъ въ канцеляріи не было такого крючкотворства, иное дѣло ! А то, вы-же съ Тредьяковскимъ уцѣпитесь за меня. Сдѣлай это поскорѣе, Сергѣй Савичъ.
Но проходилъ день, проходили дни , и все оставалось какъ было. Разсерженный Ломоносовъ прибѣгалъ въ другой , въ третій разъ съ своимъ требованіемъ, и начиналъ наконецъ браниться. Требованіе его исполняли, но непріязнь сочленовъ усиливалась; многіе изъ нихъ бѣгали отъ него , какъ отъ человѣка безпокойнаго, и дѣла отъ этого шли не лучше.
Въ огорченіи, Ломоносовъ рѣшился написать къ И. И. Шувалову. Упомянувши , что Графъ
Воронцовъ взялъ образцы мозаики для поднесенія Императрицѣ , онъ прибавилъ въ своемъ письмѣ: « При которомъ случаѣ, ежели Вашему Превосходительству не противно, всепокорно прошу постараться о моемъ нижайшемъ прошеніи, чтобы мнѣ, имѣя случай и способы, удобнѣе было производить въ дѣйствіе мои въ наукахъ предпріятія, ибо хотя голова моя и много зачинаетъ, да руки однѣ, и хотя во многихъ случаяхъ можно-бы употребить чужія, да приказать не имѣю власти. За бездѣлицею принужденъ я много разъ въ канцелярію бѣгать и подъячимъ кланяться , чего я, право, весьма стыжусь, а особливо имѣя такихъ какъ вы патроновъ. Нѣтъ ни единаго дня, въ который-бы я не упоминалъ о вашей ко мнѣ милости и ею-бы не радовался. Однако нѣтъ ни единаго моего въ Академію пріѣзда, въ который-бы я не удивлялся, что она, имѣя въ себѣ сына отечества, котораго вы любите и жалуете, не можетъ того дожить, чтобы онъ отвратилъ отъ ней всѣ черезъ 25 лѣтъ бывшія всѣмъ успѣхамъ и должнымъ быть пользамъ препятствія.»
Ломоносовъ скорбѣлъ такимъ образомъ не за одного себя, но и за Академію. Въ самомъ дѣлѣ, 25 лѣтъ прошло отъ ея основанія, и она не только не расширила круга своихъ дѣйствій , но и окружалась еще приказными обряда-
ми , потому что учрежденная при ней Канцелярія имѣла почти всю власть въ своихъ рукахъ.
Шуваловъ понялъ сердечную жалобу своего ученаго друга. Онъ вскорѣ исходатайствовалъ ему чинъ Коллежскаго Совѣтника и мѣсто Члена въ Канцеляріи Академической. Онъ думалъ, что пособитъ этимъ неудобству управленія Академіи , и что Ломоносовъ , находясь самъ въ числѣ правителей ея, дастъ лучшее направленіе дѣламъ.
И. И. Шуваловъ былъ тогда уже въ высшихъ чинахъ; но быстро подвигаясь на пути честей, онъ еще оставался юношею по лѣтамъ. Ему было только 23 года, когда онъ могъ уже оказывать такое покровительство , не однимъ своимъ любимцамъ, но и наукамъ. 23 года ! Возрастъ любви и разсѣянности, возрастъ пыла страстей и всякихъ увлеченій !... Можемъ-ли мы, потомки, не уважать Шувалова, что въ эти годы онъ уже былъ Меценатомъ Ломоносова, умѣлъ понимать его и заботился о блескѣ наукъ въ Россіи?
Но онъ ошибся, думая пособить неудобствамъ управленія Академіи. Ломоносовъ сдѣлался Членомъ Академической Канцеляріи , но былъ окруженъ прежними людьми, которые смотрѣли на него еще больше непріязненно, когда онъ сѣлъ подлѣ нихъ. Мы уже знаемъ
А 96
пылкій характеръ его: могъ-ли онъ ужиться съ тѣми, которые притѣсняли его, когда онъ еще не участвовалъ въ занятіяхъ Канцеляріи ? Это послужило для него только новымъ источникомъ непріятностей.
Но за всѣмъ тѣмъ , когда Шуваловъ возвратился въ Петербургъ , онъ спѣшилъ къ нему, изъявить свою искреннюю благодарность.
—Я не знаю, Ваше Превосходительство, какъ мнѣ благодарить васъ! — сказалъ растроганный Ломоносовъ, когда Шуваловъ дружески поцѣловалъ его, и взявши подъ руку началъ ходить съ нимъ по комнатѣ.
«За что, любезный Михайло Васильевичъ ?
— Развѣ не по вашему ходатайству награжденъ я чиномъ Коллежскаго Совѣтника ?...
«Вы забываете о своемъ Президентѣ,» сказалъ Шуваловъ усмѣхаясь.
— Ваше Превосходительство ! Нашъ Президентъ совершенно забылъ .Академію. Особенно съ тѣхъ поръ какъ онъ сдѣлался Малороссійскимъ Гетманомъ, владѣльцемъ Батурина, Ямполя, и множества тысячъ крестьянъ. . . .
«Ну? что-же?
—Досугъ-ли ему заниматься нами? Впрочемъ, Графъ Кириллъ Григорьевичъ честный человѣкъ, и, не смотря на свою молодость, исполненъ прямой ревности къ добру!
«А! вы боитесь, чтобы я не пересказалъ ему первыхъ вашихъ словъ ?» сказалъ Шуваловъ засмѣявшись.
—Позвольте мнѣ кончить свою рѣчь. Да, онъ человѣкъ честный ; но. .. . Ваше Превосходительство пріучили меня говорить съ вами откровенно. . . . Онъ не на своемъ мѣстѣ.