заслугъ ученыхъ. Они исполняютъ благородную обязанность, когда хвалятъ ихъ ; но такъ-же хвалятъ они заслуги какого нибудь Воеводы , какого нибудь Поручика въ полку. Я хорошъ для этихъ людей , какъ полезный членъ Государства, а не какъ ученый и литтераторъ. Понимаете-ли вы теперь , чего хочу я ?
— Понимаю, понимаю! Вы хотите одобреНІЯ....
« Участія , Г. Профессоръ , участія ! Что мнѣ въ одобреніи ? Я самъ знаю, что не современники такъ потомки одобрятъ мои труды и заслуги; но я желалъ-бы , какъ лучшей награды, участія, сердечнаго участія современниковъ.
— Но умные люди и такъ всѣ на вашей сторонѣ.
« О, это было-бы слишкомъ много; это даже невозможно. Умные люди обыкновенно самые упрямые люди, и чтобы расшевелить ихъ сердца, надобно покорить ихъ , изумить необычайнымъ. И тутъ еще сомнительно чтобы они полюбили такого покорителя !
« По крайней мѣрѣ вы вѣрите дружбѣ немногихъ, истинно любящихъ васъ ?
— Безъ сомнѣнія ; но эти любили-бы меня , если-бъ я и не былъ Профессоръ, ученый, литтераторъ ; мы и говоримъ объ участіи не къ человѣку , а къ его занятіямъ.
« Такъ я,право , не понимаю чего хотите вы, и повторю, что умные люди уважаютъ васъ, знатные цѣнятъ ваши заслуги; сама Императрица. ...
— Не употребляйте всуе этого священнаго имени ! Я благоговѣю къ Императрицѣ, личной моей благодѣтельницѣ ; но она, можетъ быть, одна вполнѣ награждаетъ меня своимъ милостивымъ воззрѣніемъ.
— А благодѣтельные вельможи ея?
Ломоносовъ прошелся нѣсколько разъ по комнатѣ сложивъ руки и отвѣчалъ :
« Да , они конечно благодѣтельны ; только встрѣчи съ ними бываютъ иногда горьки для меня.
Штелинъ съ изумленіемъ поглядѣлъ на него,
« Да , Г. Профессоръ!... Знаете-ли , что они емотрятъ на насъ какъ на дѣтей, которыхъ надобно ободрять за прилежаніе и хорошее поведеніе?... А награды отъ нихъ!... Одобренія! награды!... Смѣшно и вспомнишь, за что иногда хвалятъ и награждаютъ они!... За какіе нибудь стишонки, кой-какъ написанные ! за слово , красно сказанное!... А истинныя заслуги всего чаще остаются не замѣченными.
Добрый Штелинъ почти вышелъ изъ терпѣнія отъ этихъ нападковъ на цѣлый свѣтъ , и сказалъ полу-иронически :
— А все-таки лучше что нибудь, чѣмъ ничего !
« Вотъ это такъ!... Нищему и копѣйка дорога. Но если-бъ знали вы, чего требуютъ отъ меня !... Почти половина моихъ занятій противъ воли. Русская Исторія, стихи, канцелярскія каверзы, разныя отношенія и вздоры поглощаютъ слишкомъ много моего времени. Я не имѣю ни досуга, ни свободы заняться чѣмъ-бы хотѣлъ; занимаюсь урывками, кой-какъ, часто безъ всякихъ пособій. Можно-ли ждать можно-ли требовать отъ меня чего нибудь великаго? Да , если потомки скажутъ : Ломоносовъ мало сдѣлалъ! пусть развѣдаютъ они, какъ занимался обвиняемый ими Ломоносовъ.
— Но, вы все-таки дѣлаете, и еще сдѣлаете много хорошаго.
« Можетъ быть ! Молю объ этомъ Бога ! Но до сихъ поръ я еще только готовлюсь.
— О, помилуйте, Г. Ломоносовъ!
«Да, любезный Профессоръ!... Много, слишкомъ много препятствій для всѣхъ моихъ начинаній. Мнѣ хочется охватить міръ, а меня заставляютъ обнимать пылинку !... »
Въ это время явился Поповскій. Онъ привелъ съ собой молодаго человѣка, пріятнаго наружностью и обращеніемъ.
« Позвольте, » сказалъ незнакомый, «прежде
всего извиниться , что я осмѣлился нарушитъ ученыя ваши занятія. ...
— А мнѣ позвольте представить вамъ Михайла Матвѣевича Хераскова, который любитъ Русское стихотворство и слѣдовательно уважаетъ васъ — прибавилъ Поповскій.
« Благодарю за честь , молодые любители Словесности!» сказалъ Ломоносовъ. «Но зачѣмъ такія церемоніи!... Ты знаешь, Николай Никитичъ , что я, особенно у себя дома, человѣкъ самый простой. Сердечно радъ , Михайло Матвѣевичъ, встрѣтить новаго собрата ; потому что вѣрно вы и сами занимаетесь Словесностью ?
— Хочу посвятить себя ей совершенно. Для этого оставилъ я военную службу.
« А ! вы уже успѣли послужить и на этомъ поприщѣ?
— То есть я учился въ Кадетскомъ Корпусѣ , вышелъ оттуда въ армію Поручикомъ, а теперь опредѣлился въ статскую службу.
«Точно какъ нашъ знаменитый Г. Сумароковъ ! Впрочемъ, можетъ бытъ, вы съ нимъ пріятели ?...
— О, нѣтъ! Онъ вышелъ изъ Корпуса гораздо прежде меня. А я не имѣлъ чести встрѣтиться съ нимъ въ обществѣ.
« Да , великій человѣкъ Г. Сумароковъ ! Не правда-ли?» смѣясь сказалъ хозяинъ своимъ, гостямъ».
— Шутите , Михайло Васильевичъ ! — примолвилъ Поповскій.—А его слава гремитъ по Петербургу.