« Архіепископъ Димитрій ! » воскликнулъ Ломоносовъ. « Это мой бывшій учитель Даніилъ Сѣченовъ ! Да , онъ , онъ ! Я узнаю даже его руку ! »
Въ тотъ-же день, около вечера , отправился онъ въ Александро-Невскій монастырь. Найдти комнаты Архіепископа было, не трудно , но келейникъ сказалъ ему, что Высокопреосвященнѣйшій въ церкви, и что отъ него приказано, если придетъ Г. Ломоносовъ, просить его подождать.
« Хорошо ! я сказалъ Ломоносовъ , и пошелъ взглянуть на монастырь, котораго не видалъ онъ давно.
День былъ удивительный. Солнце, какъ будто утомленное своею дневною дѣятельностію, тихо опускалось и разсыпало свои золотые лучи на недвижномъ зеркалѣ Невы. Ломоносовъ обошелъ монастырь вокругъ, и стоя на берегу величавой Невы вдыхалъ въ себя чистый воздухъ, упоялся вечернимъ благоуханіемъ растеній, и съ жадностью глядѣлъ не на городскую природу. Онъ такъ отвыкъ отъ природы сельской !... Въ душѣ его пробудилось такъ много разныхъ ощущеній , что онъ самъ не замѣтилъ какъ очутился на Лаврскомъ кладбищѣ. Эта нива Божія еще не была засѣяна какъ теперь. Немногіе кресты и камни возвышались на ней, и глаза Ломоносова невольно упали на ближнюю надпись. Но что почувствовалъ онъ, когда увидѣлъ, что стоитъ надъ могилою Селлія !... Селлій , нѣкогда его идеалъ учености и ума, еще, кажется, недавно видѣнный имъ въ силѣ и дѣятельности, уже больше десяти лѣтъ лежалъ подъ землею! На могилѣ нѣтъ воспоминаній о слабостяхъ человѣка, и Ломоносовъ, забывая какъ видѣлъ онъ Селлія въ послѣдній разъ, невольно упрекнулъ себя за то, что отдалился слишкомъ рѣзко отъ этого достопамятнаго мужа. Селлій не долго пробылъ Секрета-
ремъ у Лестока. Черезъ годъ послѣ свиданія съ Ломоносовымъ , онъ исполнилъ свое давнее, пламенное желаніе : усыновилъ себя Греко-Россійской Церкви, и потомъ постригся въ монашество, подъ именемъ Никодима. Въ 1746 году онъ скончался.
Ломоносовъ съ грустью сообразилъ, что уже нѣтъ многихъ, видѣвшихъ первые годы его и даже первые шаги на томъ поприщѣ, которое проходилъ онъ съ такою славой! И вотъ еще одинъ изъ нихъ !.. . Онъ поклонился праху Селлія, и задумчиво пошелъ къ Архіепископу.
Сѣченовъ только лишь возвратился отъ вечерней службы, и увидѣвши Ломоносова пошелъ къ нему на встрѣчу. Послѣ обычнаго благословенія пастырскаго , онъ поцѣловалъ его и съ чувствомъ промолвилъ :
— Мы разстались съ вами , Г. Ломоносовъ , почти юношами , а встрѣчаемся снова почти стариками !
« Больше двадцати пяти лѣтъ прошло, Ваше Высокопреосвященство, со времени Московской нашей жизни.
— Да !... Я былъ не далеко отъ васъ однажды: былъ въ Петербургѣ, лѣтъ семь назадъ; но меня почти тотчасъ отправили въ Рязань. А я очень желалъ видѣться съ, вами , Г. Ломоносовъ! Ваша слава оправдала всѣ надежды !...
«Ваше Высокопреосвященство говорите съ прежнимъ снисхожденіемъ о своемъ ученикѣ!
— О , совсѣмъ нѣтъ ! Я теперь готовъ быть ученикомъ вашимъ , не смотря на то , что въ своемъ мѣстѣ я то-же персона важная! Но для васъ , Г. Ломоносовъ , я прежній Латинщикъ Сѣченовъ !
«Ваши наставленія и совѣты никогда не изглаживались въ моемъ сердцѣ !
—А что? развѣ не правду говаривалъ я вамъ, что мы сами заготовляемъ себѣ будущее , и что трудолюбіе , терпѣніе , всегда получатъ свою награду? Вы живое доказательство этому.
« Благодарю , Ваше Высокопреосвященство , за благосклонный отзывъ; но для меня и теперь не меньше необходимы слова : трудъ и терпѣніе. Испытанія жизни кажется увеличиваются вмѣстѣ съ годами.
—А, любезный другъ! Это говоритъ всякой, кто имѣлъ какое нибудь прикосновеніе къ міру, лѣтъ десятковъ нѣсколько ! Неужели вы думаете, что наша монашеская ряса защищаетъ отъ страстей человѣческихъ ? Нѣтъ, онѣ преслѣдуютъ и насъ ! Мы слагаемъ съ себя наши соб
ственныя страсти , но извнѣ онѣ прокрадываются и въ дверь монаха.
«Ваше Высокопреосвященство! вы возвращаетесь иногда къ міру какъ пастырь, какъ на
ставникъ и цѣлитель дуть. Это жертва съ вашей стороны. Но мы, бѣдные, мы сами рабы своихъ и чужихъ страстей !...
Димитрій улыбнулся и медленно сказалъ :
— Я, такъ-же какъ и вы, не знаю, куда еще повлечетъ меня вихрь міра. Я чувствую въ себѣ много дѣятельности... . Можетъ быть, смиренная келья совершенно скроетъ меня отъ бурь свѣта; можетъ случиться и противное.... Но, полно объ этомъ !... Поговоримъ лучше о прежнемъ.
Ломоносовъ долженъ былъ пересказать Архіепископу почти всю повѣсть своей жизни. Прошедшее обновилось для него. Въ такихъ припоминаніяхъ бываетъ много умилительнаго, особенно для тѣхъ , кто провелъ годы жизни своей не безъ чувства. Никогда не могъ-бы подозрѣвать Ломоносовъ , что разговоръ съ Сѣченовымъ, человѣкомъ строгаго, рѣзкаго ума, пробудитъ въ немъ такое расположеніе духа. Онъ пришелъ въ умиленіе и приписывалъ это дѣйствіе своему собесѣднику.