Знаете-ли , Михайло Васильевичъ — прибавилъ онъ—что вамъ-бы не худо быть почаще въ нашемъ общественномъ кругѣ, то есть вотъ посѣщать-бы меня, познакомиться съ моимъ семействомъ. Право, пріѣзжайте ко мнѣ, и позвольте также нашимъ женамъ посблизиться. Я почту за честь познакомиться съ Г-ж ею Коллежскою Совѣтницею, не знаю имени и отчества супруги вашей. .. .
«Благодарю,» сказалъ Ломоносовъ. «Жена моя простая женщина, Нѣмка, и не привыкла обращаться въ свѣтѣ. Она всегда сидитъ дома!
— Но почему-же не развлекать себя иногда? Слава Богу, ваше званіе , ваше имя даютъ доступъ во всѣ лучшіе домы. А мм-бы съ вами между тѣмъ разсуждали о Россійской Словесности. Вотъ, батюшка, предметъ неистощимый ! У насъ все новость. Я , напримѣръ, недавно изумилъ одно знатное общество. Утверждали , что на Русскомъ языкѣ не льзя писать нѣжныхъ стиховъ. Я заспорилъ, и въ доказательство, тутъ-же написалъ имъ сто двадцать двустишій , любовныхъ , пастушескихъ и всякихъ. Да, вѣдь вотъ что странно. Читали, восхищались Русскими стихами, а начали хвалить по-Французски!... Господа, сказалъ я имъ: развѣ у насъ нѣтъ своего, Русскаго языка ? А они стали смѣяться. Жалкая, сударь , эта
страстъ къ чужому языку, и она видимо усиливается.
Ломоносовъ совершенно потерялъ терпѣніе, и воспользовался первою удобною минутою убѣжать отъ несноснаго для него человѣка. Знатные господа усѣлись играть въ карты, Сумароковъ поймалъ какого-то гвардейскаго офицера и началъ ему читать наизустъ отрывки изъ новой своей трагедіи , а Ломоносовъ, тихонько, незамѣтно ни для кого, ушелъ, проклиная этотъ несчастный день.
« Что это дѣлаетъ со мною Иванъ Ивановичъ ! » думалъ онъ. « Какъ ему не совѣстно связываться съ этимъ человѣкомъ, и еще сводить насъ, мирить, какъ будто злыхъ собакъ! О, эти бояре!» Онъ невольно топнулъ. «Самый лучшій изъ нихъ остается вѣренъ своей кастѣ. Они почитаютъ все дозволеннымъ для себя. Они думаютъ, что имъ стоитъ только пожелать, и все исполнится. Нѣтъ, господа! вы ошибаетесь. Вамъ не помирить огня съ водой , человѣка съ дуракомъ, и Ломоносова съ Сумароковымъ!»
Въ страшной досадѣ возвратившись домой, онъ рѣшился выразить Шувалову всѣ свои чувства и тотчасъ исполнилъ это. Въ тотъ-же вечеръ написалъ и отправилъ онъ къ нему письмо , образецъ благородства и прямодушія. Не знаемъ ничего въ этомъ родѣ лучше слѣдующихъ строкъ :
«Никто въ жизни меня больше не изобидилъ, какъ Ваше Высокопревосходительство. Призвали вы меня сегодня къ себѣ. Я думалъ, можетъ быть какое нибудь обрадованіе будетъ по моимъ справедливымъ прошеніямъ. Вы меня отозвали и тѣмъ поманили. Вдругъ слышу: помирись съ Сумароковымъ ! То есть сдѣлай смѣхъ и позоръ. Свяжись съ такимъ человѣкомъ , отъ коего всѣ бѣгаютъ и вы сами не рады. Свяжись съ тѣмъ человѣкомъ, который ничего другаго не говоритъ , какъ только всѣхъ бранитъ, себя хвалитъ, и бѣдное свое рифмичество выше всего человѣческаго знанія ставитъ. Тауберта и Миллера для того только бранитъ, что не печатаютъ его сочиненій, а не ради общей пользы. Я забываю всѣ его озлобленія, и мстить не хочу ни коимъ образомъ, и Богъ мнѣ не далъ злобнаго сердца. Только дружиться и обходиться съ нимъ ни коимъ образомъ не могу, испытавъ чрезъ многіе случаи, и зная каково въ крапиву. ...... Не хотя васъ оскорбить
отказомъ при многихъ кавалерахъ, показалъ я вамъ послушаніе, только васъ увѣряю, что въ послѣдній разъ. И ежели, не смотря на мое усердіе, будете гнѣваться , я полагаюсь на помощь Всевышняго, который мнѣ былъ въ жизнь защитникомъ и никогда не оставилъ, когда я пролилъ предъ Нимъ слезы въ моей
справедливости. Ваше Высокопревосходительство , имѣя нынѣ случай служить отечеству спомоществованіемъ въ наукахъ, можете лучшія дѣла производить , нежели меня мирить съ Сумароковымъ. Зла ему не желаю; мстить за обиды и не думаю , и только у Господа прошу, чтобы мнѣ съ нимъ не знаться. Будь онъ человѣкъ знающій и искусный, пускай дѣлаетъ пользу отечеству; я по моему малому таланту также готовъ стараться. А съ такимъ человѣкомъ обхожденія имѣть не могу и не хочу, который всѣ прочія знанія позоритъ , которыхъ и духу не смыслитъ. И сіе есть истинное мое мнѣніе , кое безъ всякія страсти нынѣ вамъ представляю. Не токмо у стола знатныхъ господъ , или у какихъ земныхъ владѣтелей дуракомъ быть не хочу, но ниже у самого Господа Бога , который мнѣ далъ смыслъ, пока развѣ отниметъ. Г. Сумароковъ, привязавшись ко мнѣ на часъ, столько всякаго вздору наговорилъ , что на весь мой вѣкъ станетъ , и радъ , что его Богъ отъ меня унесъ. По разнымъ наукамъ у меня столько дѣла, что я отказался отъ всѣхъ компаній ; жена и дочь моя привыкли сидѣть дома, и не желаютъ съ комедіянтами обхожденія. Я пустой болтни и самохвальства не люблю слышать. И по сіе время ужились мы въ единодушіи. Теперь, по вашему миротвор-