Смерть Ломоносова пробудила въ современникахъ его глубокое чувство. Они еще были поражены , ослѣплены блескомъ этого лучезарнаго свѣтила, этого метеора, съ громомъ пролетѣвшаго на зарѣ просвѣщенія Русскаго , и вдругъ услышали, что величественная драма его жизни кончилась. Спокоенъ и величественъ лежалъ передъ ними въ гробѣ Ломоносовъ. Они не могли, какъ мы, постигнуть его умомъ своимъ , но постигали чувствомъ ; а чувство современниковъ едва-ли не сильнѣе нашего одушевленія. Строгое , неподвижное лицо ; глаза впадшіе , какъ-бы отъ глубокой тоски и задумчивости; мысль, что кипящая дѣятельность человѣка прекратилась , что насталъ конецъ всѣмъ его думамъ, чувствамъ, желаніямъ и
и надеждамъ , конецъ всему , и навсегда.... О , никакой геній, никакое краснорѣчіе и поэзія не вдохнутъ въ насъ этого изъ холодной книги , изъ темныхъ воспоминаній !...
Въ день, назначенный для погребенія, съ утра начали сбираться въ жилище Ломоносова всѣ , знавшіе его больше или меньше. Императрица, изъявляя участіе о смерти человѣка, украшавшаго ея царствованіе , приказала отпустить значительную сумму на его похороны , которыя и были устроены великолѣпно. Главнымъ распорядителемъ при этомъ былъ неизмѣнный покровитель поэта, И. И. Шуваловъ. Слезы невольно выступали на глазахъ его, когда онъ отдавалъ разныя приказанія — вблизи гроба своего друга ! Множество знатныхъ присутствовало при этомъ , и можно сказать , что все блестящее и великолѣпное , бывшее тогда въ Петербургѣ , собралось отдать послѣдній долгъ знаменитому согражданину. Наконецъ, длинный поѣздъ потянулся въ Александро-Невскую Лавру , и въ числѣ идущихъ за гробомъ былъ видѣнъ — Сумароковъ. Онъ безпрестанно обращался къ шедшимъ вмѣстѣ съ нимъ и повторялъ: «великій человѣкъ былъ, милостивые государи! великій человѣкъ. Онъ нашихъ странъ Малербъ , онъ Пиндару подобенъ ! »
— И изъ какого званія ! — сказалъ одинъ наслѣдственный Князь.
«Да-съ! дослужился до Статскаго Совѣтника! » прибавилъ Сенатскій Оберъ-Секретарь.
Виноградовъ , безмолвный , нѣмой отъ горести , пошелъ тише, чтобы отстать и не слышать этихъ разсужденій. За знатью шли многіе изъ простолюдиновъ, знакомцы Ломоносова. Иные изъ нихъ добродушно, но съ чувствомъ изъявляли свою печаль. Между прочимъ мастеръ Соколовъ, которому Ломоносовъ обыкновенно заказывалъ разныя машины, воскликнулъ, послѣ долгаго молчанія : « Оставилъ насъ , батюшко Михайло Васильевичъ!. . . оставилъ! .. Отецъ былъ нашей братьи !... Такой головушки не скоро дождется Россія! »
Великолѣпная процессія достигла АлександроНевскаго монастыря, и тамъ въ дверяхъ церкви встрѣтилъ ее Митрополитъ — Димитрій Сѣченовъ! «Такъ-ли думалъ я встрѣтиться съ тобой?» почти вслухъ сказалъ Митрополитъ; но онъ затаилъ свое чувство, и началъ отправленіе службы, вмѣстѣ съ Петербургскимъ Архіепископомъ и со всѣмъ знатнѣйшимъ духовенствомъ.
Когда наступила минута вѣчнаго разставанія , многіе зарыдали искренно ; всѣ чувствовали , что видятъ въ послѣдній разъ ликъ необыкновеннаго человѣка , и стенаніе сдѣлалось почти общимъ ; но при новыхъ молитвахъ и пѣніи духовенства все смолкло.... Тихо опустился въ могилу гробъ Ломоносова. . . .
И не стало его !... Но не все кончилось и въ здѣшней жизни для человѣка, озареннаго справедливою славою. Только послѣ смерти его начали понимать , какую потерю сдѣлала Россія. Сама Императрица грустила нѣсколько времени, и это отразилось на вельможахъ ея, которые впрочемъ сами уважали и любили славнаго своего современника.
Князь Григорій Григорьевичъ Орловъ выпросилъ у вдовы Ломоносова всѣ оставшіяся послѣ него бумаги , велѣлъ Г. В. Козицкому привести ихъ въ порядокъ, и заперъ въ особомъ покоѣ своего дома. Гдѣ теперь онѣ , эти бумаги , законное наслѣдіе потомства?... По временамъ появляются у разныхъ лицъ отрывки сочиненій, письма Ломоносова; но вполнѣ ихъ нѣтъ ни у кого.
Канцлеръ Графъ Воронцовъ , при жизни Ломоносова бывшій покровителемъ его , хотѣлъ засвидѣтельствовать свое уваженіе къ нему и послѣ его смерти. Онъ велѣлъ Штелину сдѣлать рисунокъ памятника (на подобіе видѣнныхъ Графомъ въ Италіи), и сочинить надгробную надпись. Памятникъ заказали въ Ливорно, изъ бѣлаго Каррарскаго мрамора, и когда онъ былъ привезенъ въ Петербургъ, его поставили надъ могилою Ломоносова, на Александро-Невскомъ кладбищѣ , на лѣво при входѣ въ монастырь. Такимъ образомъ сохранилось для насъ
мѣсто , гдѣ погребенъ натъ великій соотечественникъ. Безъ этого , можетъ быть , мы не знали-бы могилы его, какъ не знаемъ гдѣ покоится прахъ многихъ нашихъ великихъ людей.