Планета быстро уплывала из-под ног. Брок включил телеэкран и на прощанье поймал одну из программ телевидения ненавистной ему планеты. «Вероятность того, что во Вселенной существуют другие цивилизации, равна единице, — сказал человек с серебряными, как обшивка корабля, волосами, — потому что Вселенная бесконечна! Мы, ученые Земли, прикладываем максимум усилий, чтобы найти их и установить с ними контакт. Не удастся нам — удастся нашим детям! Мы верим в это!..»
Брок выключил экран. Он понял, что загадку голубой планеты ему не разгадать никогда.
Первый тамбур
Бывают в жизни моменты, когда хочется, чтобы время остановилось. У меня такое чувство появляется каждое утро за несколько минут до того, как прозвенит будильник.
Сначала я ставлю чайник и только потом иду мыться. Машинально, почти на ощупь, подхожу к плите, зажигаю ее, одной рукой переставляю чайник с подоконника на зажженную горелку, другой в это время выбрасываю спичку. Все это я делаю с закрытыми глазами, но спичка летит точно в ведро, потому что повторяю я это каждое утро в течение нескольких лет. Первое время попадал не всегда, поэтому иногда приходилось подметать. Шли годы — броски становились точнее.
Принимаю душ и ем я тоже с закрытыми глазами. Доедая, начинаю одеваться. Заканчивая одеваться, выбегаю на улицу, где и просыпаюсь.
Весна!
Утреннее солнце расплющилось о множество окон новеньких домов нашего микрорайона. Кажется, что оно посылает на землю не лучи тепла и света, а лучи хорошего настроения. Люди весело прыгают через первые ручьи, бегущие поперек тротуаров, заслоняются сумками и портфелями от проезжающих мимо автомашин. На дверях почти всех домов повесили объявления, что скоро дадут горячую воду, которую на неделю отключили в начале зимы.
Весна!
Как всегда, как каждый день, я еле-еле успеваю добежать до первого тамбура первого вагона своей электрички. С разбегу впрыгиваю в него. В первый тамбур первого вагона можно впрыгнуть только с разбегу. В нем давка особенная, потому что на конечной остановке он ближе всего к метро. Выигрыш времени даже по сравнению со вторым тамбуром при входе в подземный переход почти две минуты! Утром по дороге на работу всем хочется выиграть две минуты. А особенно мне. Мне опаздывать на работу никак нельзя. На проходной время прибытия отмечает автомат! Это не человек. С ним не договоришься. Его не разжалобишь.
После окончания института первое время я ездил на электричке, которая уходит с моей станции за восемь минут до этой. Но потом за год, благодаря точным расчетам времени на все переходы в метро, перебежки по эскалаторам, я уменьшил время в пути на восемь минут, стал ездить на следующей электричке и вставать на целых восемь минут позже! Поэтому теперь для меня каждое утро главное — успеть добежать до первого тамбура.
Когда двери электрички за мной закрываются, я, как всегда, как каждое утро, здороваюсь со всеми пассажирами первого тамбура. Не здороваться нехорошо. Мы все здесь уже давно знаем друг друга. Редко пробивается к нам новичок. Мы стараемся никого не пускать в наш тамбур, кричим: «Куда вы лезете? Тут и так много народу!» Словом, представляем собой настоящий спаянный, дружный коллектив, в котором всех объединяет общая выгода — сэкономленные почти две минуты. Пробиваются к нам, как и в любой другой сложившийся коллектив, только самые напористые. Только сильнейшие из сильнейших получают прописку в нашем тамбуре. Вскоре и они начинают здороваться при входе. А мы начинаем их уважать за напористость и умение добиваться своего в жизни.
Вообще-то я уверен, что между всеми, кто ездит в первом тамбуре, есть много общего, несмотря на то что у всех разные профессии. Например, девушка, которая всегда стоит передо мной и всегда читает книжку, положив ее на спину стоящего перед ней высокого мужчины. Мужчина всегда стоит твердо, держится рукой за потолок и похож на преданный пюпитр. На первый взгляд в этой девушке нет ничего общего со всеми, кто ездит в первом тамбуре. Ее лицо всегда замкнуто. И сосредоточено на том, что она читает. Она никогда ни с кем не разговаривает. Я никогда не видел, чтобы она улыбалась. Из электрички она всегда выходит, словно из мерседеса. О ней я знаю только то, что летом ей идут и распущенные волосы, и забранные в пучок, зимой — и маленькая вязаная шапочка, и пушистая лисья. Вообще я заметил, что ей к лицу черный цвет, белый, зеленый, красный, коричневый, желтый и синий. Также песочный. Не говоря уж о розовом, голубом и бирюзовом. Наверное, это признак красоты, когда идет все. Но тут я не могу быть объективным. Эта девушка уже давно нравится мне. А тот, кто нравится, всегда кажется красивым. С тех пор как она появилась в нашем тамбуре, я стал с гораздо большим удовольствием ездить на работу. Шутка ли? Уже скоро два года, как я с удовольствием езжу на работу.
Каждый раз, когда я впрыгиваю в тамбур, мне кажется, что именно сегодня произойдет что-нибудь необычное, неповседневное, и мы познакомимся с этой незнакомой мне девушкой. Познакомимся ненатянуто, само собой… Например, она уронит книжку, я подберу и… Но в первом тамбуре уронить книжку невозможно. Поэтому вот уже два года, как ничего не происходит. Она по-прежнему читает, «пюпитр» преданно стоит, двое курят в разбитое окошко, пятеро, не боясь упасть, спят стоя, остальные обсуждают вчерашний матч. Ничто так не сближает людей по дороге на работу, как вчерашний матч. Но девушка вряд ли увлекается футболом. Поэтому мне каждый день приходится тупо представлять себе, что могло бы произойти, если б она уронила книжку. А в метро, когда ей налево, а мне направо, — фантазировать, как здорово было бы поехать совсем в другую сторону! Но воспоминания о безжалостном автомате на проходной никогда не дают вволю развернуться фантазии. Поэтому я просто, когда читаю какую-нибудь книгу, представляю ее героиней этой книги, а себя, конечно, героем. Хотя на героя я похож только в собственном воображении и когда не смотрю на себя в зеркало.
И все-таки, несмотря на то что эта девушка кажется случайным человеком в нашем тамбуре, я твердо уверен, что между нами гораздо больше общего, чем просто боязнь опоздать на работу и сэкономить две минуты. Например, у нас сходятся литературные вкусы. Это я знаю точно. Книжки, которые она всегда читает по утрам, мне тоже нравятся, и я их тоже всегда с интересом читаю через ее плечо. Единственное, меня огорчает, — что она, по-видимому, читает еще и на обратном пути. В результате уходит так далеко, что на следующее утро я не все понимаю.
На этот раз я огорчаюсь особенно. Вчера мы подъехали к Москве на самом интригующем месте в романе. На таких местах обычно режиссеры обрывают серии своих многосерийных телевизионных эпопей. Я, как никогда, увлекся вчера ее романом. И — на тебе! За день она ушла на девяносто страниц вперед! Неужели она читает еще и на работе? У меня было ощущение, что я пропустил самую интересную серию.
— Извините, но я не понял: судьи признали его виновным или нет? — спрашиваю я неожиданно для самого себя.
Девушка поворачивается и с удивлением смотрит на меня.
Это первое выражение на ее лице за два года.
— Вы что, тоже читаете этот роман?
— А как же… Каждое утро, вместе с вами.
Она смотрит на меня хоть и снизу, но свысока, словно я к ней пристал. Потом, насколько позволяет давка первого тамбура, пожимает плечами и говорит:
— Странно… Что-то я вас здесь раньше никогда не замечала.
И она, и я, и вообще все в тамбуре знают, что это неправда. В спаянном коллективе все должны знать друг друга хотя бы в лицо.
— Ну хорошо, если не хотите отвечать, признал его суд виновным или нет, давайте ездить с вами после работы тоже вместе! — Я никогда не ожидал от себя такой смелости и тем более находчивости. Да и никто в нашем тамбуре не ожидал.