А мне вспоминается, как умирал мой папа и даже перед смертью, приникнув к транзистору, слушал новости с Украины. Ни кровиночки уже в лице, а всё печалится о своей милой родине:
— У нас на Украине опять плохо.
— Да, — говорю, — вот опять униаты…
— Детский подход! — перебивает папа, кадровый военный и подполковник в отставке, по-своему чётко понимавший расстановку сил. — Униаты, демократы, аты-баты — это всего лишь камуфляж для агрессии, а люди с родины опять побегут.
С Украины тогда действительно бежало немало народа. Уезжали на заработки в Россию или семьями переселялись сюда.
Помню, как приехал в Оптину автобус паломников с Украины во главе с протоиереем Александром. Из какой они были епархии, не знаю. Но запомнилась проповедь отца Александра, в которой он рассказывал о том, что замалчивалось в газетах:
— Нас убивают за православную веру, внедряя унию, и мы приехали сюда укрепиться, чтобы принять, если надо, мученичество за Христа.
В соборе стояла звенящая тишина, а батюшка рассказывал, как захватывают православные храмы. К церкви подъезжают автобусы с пьяными автоматчиками, и те врываются в храм, круша прикладами рёбра священнику с прихожанами. Алтарь они обязательно оскверняют, справляя здесь нужду или загасив сигареты о престол. Семинарию же, рассказывал батюшка, громили так — хватали за руки, за ноги семинаристов и, раскачав, выбрасывали со второго этажа спинами об асфальт. А потом начался штурм епархиального дома. Молодого священника, преградившего вход к владыке, выволокли во двор и забили насмерть. Как же отчаянно кричала мать священника, пытаясь прикрыть сына своим телом!
— Мы позвонили в милицию, умоляя предотвратить убийство, — рассказывал отец Александр. — А из милиции с хохотом отвечают: «Вот когда убьют, приедем полюбоваться на труп».
Не желая напрасных жертв, владыка хотел выйти к погромщикам. Но верующие стеной преградили дорогу:
— Владыко, убьют пастыря — рассеются овцы.
Забаррикадировавшись в комнате верхнего этажа, они молились вместе с владыкой. Автоматчики уже крушили прикладами дверь, когда одна женщина сказала:
— Владыко, у меня есть молитва преподобному Амвросию Оптинскому. Благословите читать.
Они опустились на колени, умоляя о помощи преподобного Амвросия. И вдруг удивились — за дверью была тишина. Они выглянули в окно и увидели, как автоматчики, будто гонимые страхом, в панике бегут к автобусу. Один споткнулся, рассыпав доллары. А приглядевшись, они увидели, как и другие на бегу рассовывают доллары по карманам.
— Вот почему, — закончил свою проповедь отец Александр, — мы приехали к мощам преподобного Амвросия Оптинского, заступника и защитника православных христиан.
После проповеди ко мне подошла одна из прихожанок отца Александра. Подала свёрток с рушником и варежками и сказала по-украински певуче:
— Прими, будь ласка, на помин души.
— А кого поминать?
— Да меня — Марию.
— Как тебя? Ты ведь живая.
— Да убивают же нас за Христа. Вдруг всех забьют, а ты помянешь.
Шёл 1992 год. Готовилась к смерти украинка Мария, и по-сибирски спокойно умирал в больнице мой папа. Перед смертью он надел на себя православный крест и сказал, улыбнувшись по-детски:
— Вот освятился верой отцов.
После смерти папы я машинально продолжала выполнять данное им поручение — вырезать для него из газет материалы об Украине. Как же горько мне было от этих вырезок, где превозносилась уния — от века «истинная», «исконная» вера украинцев. Что ни издание, то многоголосый, хорошо оплаченный крик: «Свободу униатам!» А про верёвку забыли. Почему мы всё забываем?
ЧАСТЬ 7. РАССКАЗЫ О ЖИВОТНЫХ
КОСЬКА-КОКОС
В Оптиной пустыни красивые кони, и паломники любят фотографировать их, когда они возят сено с лугов или капусту с огорода. Кони действительно прекрасны. Но так уж устроена душа человека, что ярче всего она помнит первую любовь и дорожит своими первыми впечатлениями о жизни. А для меня таким ярким впечатлением был первенец оптинской конюшни — жеребец Коська. Говорят, его привёл из колхоза инок Трофим, убитый сатанистом на Пасху 1993 года. Жеребёнок был болен от бескормицы — живой скелет в коростах парши. Но инок Трофим разбирался в лошадях — до монастыря он работал в племенном хозяйстве, где выращивали элитных скакунов, — и опознал в убогом жеребёнке породистого коня благородных кровей.