— Обязательно посетите Оптину пустынь. Там такой духовный отец-наместник, и у нас с ним полное совпадение во всём. Он любит лошадей, и я люблю. Он жалеет мерина Коську, и я жалею. Представляете, Коську предлагали отправить на живодёрню, потому что старый совсем. А отец наместник говорит: «Я тоже старый. И меня, что ль, на живодёрню?» Вот настоящий архимандрит!
Уезжая из монастыря, Оля оставляет своему духовному отцу наследство:
— Батюшка, вороне Маньке с перебитым крылом я устроила гнездо под окном вашей кельи, чтобы вам удобней было кормить. А воробушку со сломанной лапкой я наложила лангетку. Он скоро поправится. Можно, он в клетке у вас в сенцах поживёт?
Батюшка смиренно кивает, но число пациентов растёт.
Монахи и дети чем-то похожи. Во всяком случае, вспоминается такое. Молоденький иеродиакон несёт на хоздвор мышонка в стеклянной банке. Мышонок стоит на задних лапках и доверчиво смотрит на людей.
— Куда мышь несёшь? — спрашивает иеродиакона игумен.
— Да вот, батюшка, ручной мышонок. Прижился в келье, но такой доверчивый, что навстречу кошке бежит. Пропадёт за доверчивость, а жаль. Думаю отнести его на конюшню. Там зерно есть.
— Хотел я ему сказать, — признавался потом игумен, — что ж ты, глупый человек, мышь к зерну несёшь? Да вспомнил заповедь Божию «блажен, иже скоты милует». Нет, думаю, Господь создал кошку, чтобы мышей ловить, а нас — чтобы заповеди хранить.
Дети взрослеют, но для родителей они всегда дети. И когда провожали в армию первое поколение юношей, выросших при монастыре, то как же переживали родители при мысли, что вот учили сыновей любви и смирению, а в армии с её «дедовщиной» куда нужнее иное.
Первым прибыл на побывку послушник Георгий, и все обступили его:
— Как там наши служат?
— Безукоризненно.
— А как с «дедовщиной»?
— Было. Такие отморозки собрались, что с ножами и с кастетом явились ночью, чтобы нас, салабонов, проучить. Игорь первым проснулся и крикнул: «Православные, ко мне!» Похватали мы табуретки и встали кругом спиной к спине. Молимся, конечно, чтоб драки не было, но табуретки в замахе держим над головой.
— Дрались?
— Зачем? Они же поняли, что мы не дрогнем и жизнь положим за други своя. Далеко-далеко теперь нас обходят.
Так начиналась Православная дивизия, в которой покончила с «дедовщиной» стойкость воинов-христиан. Попасть в эту дивизию сейчас трудно, и родители с сыновьями едут издалека, упрашивая военкома: «Возьмите сына». А военком отказывает, вздыхая: «Берём только по месту прописки или послушников монастыря». И всё же отрадно, что рушится миф, будто юноши презирают своё Отечество и служить ему не хотят. Хотят, но не с «братками», а в воинском братстве, где на ратные подвиги ведёт Сам Господь.
Одной из самых зловещих фигур в истории был Ирод Великий, умертвивший четырнадцать тысяч младенцев, и «иродами» с тех пор называют понятно кого. Но что же сказать тогда о нашей цивилизации «иродиан», если живём в крови и ходим по крови убиенных во чреве младенцев?
А иное дитя убивали во чреве, но не добили, отказавшись потом в роддоме от «неполноценного» младенца. Судьба у таких детей известная — пожизненное заточение в специнтернате с зарешечёнными окнами, ибо при наличии различных заболеваний главный диагноз здесь — психиатрический. Правда, православные педагоги, работающие с этими детьми, утверждают, что диагноз в ряде случаев спорный — дети как дети, но с отставанием в развитии по социальным причинам.
Для такого ребёнка выход за пределы зарешечённого мира равносилен выходу в космос. Помню, как прихожане московского храма Святых страстотерпцев Бориса и Глеба в первый раз привезли в Оптину пустынь детей из специнтерната. Автобус запарковался на лужайке, где щипал травку телёнок, и дети в изумлении бросились к нему:
— Это кто — большая собака? Смотрите, собака, а травку ест. Она не кусается?
— Нет, не кусается. Это телёнок.
— А можно погладить его?
— Можно.
Приблизиться к телёнку они не решались, но робко протянули ладошки. А телёнок вдруг стал вылизывать жарким языком их ладошки, руки, лица. И дети, растаяв от нежности, засмеялись:
— Телёнок добрый. Мягкий и добрый! Почему он нас облизывает? Почему?
Пришлось объяснять, что телёнок научился этому от своей мамы-коровы, потому что, когда он родился, мокренький и слабый, корова вылизала его шёрстку, чтобы телёнку было хорошо и тепло.