Полковник Берке, однако, принял все Верины заявления буквально и решил, что моя семейная ситуация не позволяет включить меня в первоначальный план. Поэтому после окончания гостиничной школы я получил от него предложение занять место администратора в квартирмейстерской части штаба главного командования американских вооруженных сил в Гейдельберге.
Я не успел еще отказаться от этого предложения, когда меня нашел мой пражский связной. Он объяснил, что это чехословацкая сторона через посредство своего агента в США сама посоветовала Вере — которая, конечно, и не подозревала, с кем она говорит, — вернуться в Европу. У Праги был теперь новый план, и потому решили отдалить мой отъезд. И должность в американской квартирмейстерской части в Гейдельберге мне устроили чехи.
В такой ситуации не оставалось ничего другого, как принять предложение Берке.
Скоро я понял, почему Прага так хотела иметь на этом месте своего человека. Почти два года я как администратор встречался с сотнями высших офицеров Североатлантического пакта. В гостиницу для приезжих военных чинов в Гейдельберге прибывало много офицеров со служебными делами в главную ставку. Я познакомился здесь с рядом сенаторов США — среди прочих и с заместителем министра обороны Слезаком, американцем словацкого происхождения. Время от времени в Гейдельберге появлялись и члены испанского генералитета.
Ко всем известным личностям чехословацкие органы госбезопасности проявляли большой интерес. И здесь информация, которую я пересылал, была бесценной. Значение моей работы было не только непосредственным, но сказывалось и в пору более позднюю.
Теперь уже можно сказать, что после долгого периода покоя и бездеятельности я вновь, как говорится, на полную мощность занялся своей разведывательной работой. Меня радовало сознание того, что я снова участвую в гигантской шахматной игре, пусть даже иногда в роли беззащитной пешки, которой распоряжаются другие.
Как раз поэтому я не отказывался также и от других возможностей применения своих усилий. Свободные дни я посвящал прежде всего деятельности в NCWC (National Committes Welfare Conference) — американской католической организации по оказанию помощи эмигрантам католического вероисповедания. Кроме кардинала Спеллмана во главе этой организации стояли еще некоторые американские сенаторы-католики. Я оставался членом комитета NCWC еще с той поры, когда мне поручила это задание американская секретная служба. Теперь мое участие в этой организации не было необходимо американцам, потому что им удалось полностью захватить руководство ею, но для меня было полезно не покидать NCWC. У меня здесь была уже отлично укрепившаяся позиция, и я мог использовать немало весьма влиятельных знакомств.
Кроме того, NCWC поддерживала оживленные международные связи и ежегодно созывала католический конгресс в Кёнигштейне. Благодаря этому я имел возможность время от времени заглянуть в карты агентов разных разведок, которые точно так же, как и я, использовали для своих целей церковь.
В кругах католической организации я считался одним из идейных лидеров. Ватикан не только согласился с моей деятельностью в комитете, но впоследствии и поддерживал ее, установив, что хотя американцы и не продвигают меня на эту должность, но не имеют ничего против.
Так же инициативно и деятельно работал я в качестве вице-председателя эмигрантского общества, называвшегося Движение молодых чехословацких христианских демократов. Общество финансировалось боннским министерством общегерманских дел.
Во время одного из торжественных заседаний общества в Кёнигштейне меня вдруг осенило, что я могу еще больше укрепить доверие к себе, которым меня почтили католики-эмигранты. Я стал инициатором решения об отправке участниками заседания в их родные края манифеста, который был бы неким программным заявлением эмигрантов о борьбе с коммунизмом. Мое предложение приняли с энтузиазмом, хотя каждый здравомыслящий человек должен был бы признать, что действенность такой акции весьма сомнительна.
Когда участники заседания утвердили текст и его торжественно подписал комитет, в котором заседал и я, манифест, спрятанный в закупоренную бутылку, я бросил в Пасове в дунайские волны, которые должны были доставить его на чехословацкую землю. Этот торжественный символический акт полностью отвечал тогдашнему образу мышления святых воителей против коммунизма.
Только мало кто из них предполагал, что копию этого манифеста сотрудники чехословацкой секретной службы получили прежде, чем многие члены этого общества. А также и фотографии ораторов, представителей общества, включая и кадр с торжественной церемонией у Дуная.