— В раю бы тебя похмелили! — закричал в ответ задетый за живое Анемподист. — Не я вас, людей, создавал! И ко мне — никаких претензий! Понятно? Никаких! Надоели вы мне все! Здоровые, больные, умные, тупые — все надоели! Бестолковое, бессмысленное месиво тел, барахтающихся в навозе! Смесь эгоизма и ничтожных амбиций! Да предложи я Чудо любому из вас — получится всё тот же фонтан, разве что у одного польётся водка, у другого — нефть, а у кого, возможно, и кровь. Господь жесток, ревнив и мелочен, но он хотя бы смог сотворить мыслящий кусочек материи. А сможет ли хоть кто-нибудь из вас, хоть кто-нибудь, представить и силой мысли своей оживить говорящий цветок? Ведь когда-то наши предки предложили вам стать богами. А что предпочли вы? Трусливое бегство из рая! И превратили Творение в бессмыслицу, и сделали бессмысленной и нашу жизнь. Всё, надоел ты мне! Надоел!
Михалыч молчал.
Он сник и обмяк, словно из него вынули все внутренности.
Глаза Михалыча снова стали безжизненными, руки повисли вдоль туловища, лицо потемнело и покрылось глубокими складками.
Молчание его было долгим.
Потом Михалыч повернулся и, шаркая по земле рассохшимися подошвами, побрёл прочь.
Ноги его не сгибались.
Казалось, в суставы его были вбиты длинные штыри, металлические стержни. И тело держалось лишь на этих незримых стержнях и только они не давали ему упасть.
«Ну вот, ещё одна галочка в журнале» подумал Анемподист. «И ещё один камень на сердце. Надгробный. Бестолковый старик. Испорченная кукла господня. Каменные скрижали, которые исписаны бессмысленными, грязными ругательствами. Каменные… Камень».
И в этот момент взгляд его упал на отколовшийся от края дороги большой кусок бордюрного камня.
— Эй, Михалыч! — крикнул Анемподист.
Но тот продолжал идти и на крик не обернулся.
— Михалыч, я тебя спасу! — продолжал кричать ему вслед Анемподист. — Я придумал! Правда! Есть один способ! Есть!
И, схватив камень, Анемподист подбежал к Михалычу.
От резкого удара по затылку Михалыч подался вперёд, высоко взмахнув руками.
Второй удар, более сильный, пришёлся в висок.
Не было слышно хруста костей. Они раскололись легко, словно тонкое чайное блюдце. Брызнула кровь. Чуть слышно вскрикнув, Михалыч упал на асфальт.
Ноги его дёргались с полминуты. Полусжатые, сведённые судорогой пальцы скребнули пыль. Он застонал, коротко и тяжело, словно всё ещё не хотел отпускать от себя так внезапно уходящую жизнь.
Потом затих.
Анемподист медленно опустил руку. И отпустил камень. Камень упал с глухим стуком, отпечатав на сером асфальте тёмное пятно.
Михалыч лежал лицом вниз. Из разбитого затылка и виска тонкими струйками медленно сочилась кровь, собираясь в лужицы.
«Ты теперь мученик, Михалыч» подумал Анемподист. «По всем канонам мученик. Убиенный нечистой силой. И все ритуалы с договорами отменяются. Тебе теперь рай положен, засранец ты этакий. С колеса тебя и там не снимут, но вращаться будет куда веселей. Так что кланяйся там Михаилу, привет ему от меня передавай. Эх, кто бы мне дал отдохнуть! Бессмертие моё, мать его!..»
— Нинка! Чего говорю! Звони быстро! Да брось ты кастрюлю, сама домою! Кто, кто…Соседка сказала! Звони давай!
Форточка закрылась.
«Пора мне домой» подумал Анемподист.