Дмитрий лежал. Неподвижно. Долго приходя в сознание.
«Странно… странно… странно…»
Чьи-то шаги, мелкие, частые.
Кто-то подошёл к нему. Встал рядом, но не слишком близко. Словно боялся приблизиться.
— Дядь…
Дмитрий с трудом поднял голову.
«Странно… Я ещё жив…»
Кровь густеющей лужей медленно растекалась по асфальту.
«Пятый этаж..»
— Дядь, это ты сейчас с окна сиганул?
Малыш, тот самый, в синих шортах (теперь уже и с пластмассовой лопаткой в руках) стоял рядом с ним и смотрел на него с удивлением и восхищением.
— Я тоже так могу, — сказал малыш. — Только так высоко боюсь пока. А со второго могу! Если из простыней парашют делать. Катька говорит, что кошку на зонте спускала. Да зонт — это для малышни. По серьёзному с простынями надо, мы с Колькой уже пробовали. А ты во как, без всего! Мне баба Маша…
— Извини, пацан, — прошептал Дмитрий, выплёвывая разбитые зубы, — мне идти… надо… домой…
— Может, в больницу позвонить? — не отставал малыш. — Во крови сколько натекло уже! Дворник заругается… Я с велосипеда упал — мне ноги бинтовали. Знаешь, как больно?
Дмитрий, подтягиваясь разбитыми руками, цепляясь пальцами за асфальт, пополз к двери подъезда. Сломанные ноги вымокшими тряпками волочились за ним, чертя на асфальте две тёмных полосы.
Взобравшись по короткой подъездной лестнице, он подполз к лифту.
Вцепившись в угол стены, подтянулся и нажал на кнопку вызова лифта.
— Кровищи тут!.. — долетело с улицы. — «Скорую» вызывайте! Наркоман, небось, от Люськи Филоновой сиганул! В прошлом году они мебель из окон кидали, теперь вон сами полетели!..
Лифт поднял его на пятый этаж.
Дверь квартиры всё так же было открыта. Его ждали.
Он заполз квартиру и замер в прихожей.
Дверь закрылась за ним. Щёлкнул замок.
— Молодой человек!
Кто-то позвал его из комнаты.
— Молодой человек, не тяните. Ресурсы организма не беспредельны, уж поверьте мне. Кровью изойдёте, а мертвечину у нас только по низшему разряду подают. Карликам да убогим. С ними вечной жизни я вам не гарантирую!
Повинуясь этому зову, Дмитрий пополз в комнату.
Комната за короткое время изменилась до неузнаваемости.
Стены вместо жёлто-коричневых обоев затянуты были тёмно-зелёным бархатом. Вдоль стен расставлены были старомодные книжные шкафы красного дерева, на гнутых коротких ножках, украшенные причудливой рельефной резьбой.
Сквозь стёкла просвечивали золочёные корешки книг. Книги на полках стояли ровными, аккуратно расставленными рядами.
Окно (и когда его успели закрыть?) занавешено было тяжёлыми, табачного цвета шторами, волнами спадавшими к полу.
На полу же посреди комнаты разложен был пушистый персидский ковёр с коричнево-красным рисунком сплетающихся стеблями цветов.
По ковру этому ползти было особенно больно. Ворс цеплялся за одежду. Зажатый пальцами ковёр собирался в складки, скользил по полу.
В тинном сумраке комнаты, у самого окна, пятном проступило что-то… Какой-то предмет, большой, угловатый…
Дмитрий увидел стол. Чёрный, массивный стол из точёного, шлифованного, лакированного, узором сквозь лак проступавшего дерева.
За столом сидел пожилой мужчина в чёрном, с золотыми пуговицами сюртуке. Высокий стоячий ворот плотно охватывал шею мужчины и, казалось, поэтому голова его была слегка запрокинута назад, и вид у него был несколько заносчивый и высокомерный.
Мужчина смотрел на Дмитрия колючим, холодным, недвижным взглядом, лишь изредка едва наклоняя голову, поблёскивая плотно посаженным на нос пенсне.
Длинными, сухими, узкими пальцами мужчина постукивал по столу, словно подчёркивал ненавязчиво своё нетерпение.
— Ну? — спросил он. — Почему мы тянем время?
Дмитрий закашлял в ответ, выплюнув сгусток крови прямо на ковёр.
— Я — господин Клоциус, — представился мужчина. — Слышали обо мне?
Дмитрий кивнул.
— Раздевайтесь! — коротко приказал господин Клоциус. — У вас одежда в пыли. Ни к чему портить трапезу уличной пылью.
И господин Клоциус указательным пальцем постучал по большому серебристому блюду, что лежало на столе перед ним.
Дмитрий, повернувшись на бок, расстегнул брюки и, застонав (медленно, ползком продвигаясь вперёд), стянул их.
И только тут заметил, что, всё это время он ходил (а потом и ползал) босым.
«И к лучшему» подумал Дмитрий. «Как бы теперь ботинки то снимать?»
Пуговицы на потемневшей от крови рубашке он расстёгивал долго, одну за другой. Пальцы саднило и каждое движение пронзало короткой и острой болью.