Он ушел со службы почти тогда же, когда я ее начал. Ну как, ушел? – ушли его. Да еще так нехорошо получилось. Отметелил какого-то пацана, который с дружками собаку мучил. С работы поперли за превышение полномочий, потом и срок дали. А когда отсидел, то вышел уже никем и в никуда. Работал грузчиком, потом дворником, потом пропал на полгода и объявился уже бомжом.
Утром я пошел на службу специально мимо церкви Св. Пантелеймона или попросту Пантелейки. Место попрошайки оказалось занято. Я издалека еще увидел сгорбленную фигуру в лохмотьях и поспешил к ней. К огорчению, это оказался вовсе не Михалыч.
Я окликнул бомжа, тот поднял на меня бесцветные свои бельма, оглядел и молча отвернулся.
- Где Михалыч?
Молчит.
- Слышь, ты, уважаемый, Михалыч где? Который тут раньше сидел.
- А я по чем знаю? Ты это, иди давай, не мешай.
Может, врет, или правда не знает. От этого пугала толку не добьешься. Одно я знаю точно, он не сам сюда пришел. У бомжей своя сеть, своя иерархия, свои права и обязанности. И встать попрошайничать или помойки перерывать кто где хочет, они не могут. Весь город, каждый район, каждый двор строго поделены. За самовольное нарушение границ жестоко карают. И легко можно перейти из разряда бомжа обычного в бомжа-инвалида. А то и сыграть в ящик. Выродки они все же, кем бы раньше ни были. Всем руководит старшина, к нему и надо идти. Старшинами уже руководит барон. Но до него нелегко добраться.
- Где мне найти твоего старшину?
- А не пошел бы ты на ***?
- Ну ты, падаль вонючая, щас так в***у, что гандон только для соски пригодится. – и для наглядности ощутимо пнул мужика. Новенький, раньше я его в своем районе не видел. Тот было уперся, но увидев у меня под курткой кобуру с пистолетом, быстро сдался и подробно описал, где искать старшого.
Я отошел, достал мобилу и позвонил сослуживцу.
- Петрович, прикрой меня сегодня. Мне тут по личному делу отлучиться надо.
- Не вопрос. Нашел Михалыча?
- Ищу. Сейчас поеду к районному старшине нищих. На месте Михалыча какой-то хмырь незнакомый сидит.
Петрович только коротко, но смачно выругался и потребовал адрес для подстраховки. Толковый он мужик, с пониманием.
Старшина жил на заброшенном складе в промзоне. Внутри помещение было похоже на огромную барахолку: техника, ковры, картины, антиквариат, ломаная и не очень мебель… и все в навал. Книги только лежали отдельной небольшой кучей, но не для чтения, а для растопки. Меня, как под конвоем, вели двое бомжей покрепче и помоложе, охрана старшины.
Я много раз задавал Михалычу один и тот же вопрос:
- Почему?
На что он мне всегда отвечал одно и то же:
- Ничего-то ты, Санька, не понимаешь.
Разъяснять, чего именно я не понимаю в их бомжацком существовании, он не собирался. Одно я видел точно: раз попав в эту среду, людей вновь и вновь тянуло в нее вернуться. Хреново болото. Только однажды Михалыч попытался из него выбраться, и то своеобразно: напал на постового регулировщика, за что схлопотал два сломанных ребра и новый срок.
- Схоронться мне надо на время, Сань. А тут и кормежка, и крыша над головой имеется, – это он о тюрьме.
Пока он отбывал срок, я подкопил деньжат и «сделал» ему комнату в коммуналке, в надежде, что Михалыч устроится на работу и перестанет бомжевать. Козявка я наивная, как любил говаривать мой отец в детстве. Комнату Михалыч пропил буквально месяца за три и вновь ушел бомжевать. А я тут, б***ь, выискивай его.
Старшина был на вид вполне опрятным и даже можно сказать чистым. Он сидел за столом и, не поднимая головы, разглядывал обмусоленный номер Playboy. Я со стуком поставил на стол пузырь, второй и банку шпрот на закусь.
- Надо поговорить.
Только тогда главный внимательно посмотрел на принесенную водку, потом на меня. Жестом отослал сопровождающих, открыл бутыль и одним махом ополовинил ее прямо из горла.