Сторож почувствовал, что хочет есть и, не одеваясь, прошёл до площади, где выпил два стакана освежающей газировки и взял несколько пирожков. Первый из них оказался с абрикосами.
Анна сделала вид, что увлечена записями, и не стала первой заговаривать. Или у них не было принято общаться с путешественниками, пока те первые не задали вопрос. Теперь Михалыч значительно лучше ориентировался в саду. Так он узнал, что к морю ведёт дорожка, вымощенная разноцветной плиткой. Шлёпая по тёплым камням босыми подошвами, он вернулся на пляж и вновь опустил ноги в тёплую волну. “Ну вот, хотя бы после смерти отпуск нормальный... Эх, сюда б сейчас Анжелку!” Но эта мысль оказалась лишней. В голове снова закопошились неприятные мысли и вспомнились слова Юли – «ты всегда выбирал город, а сейчас выбрал Библиотеку. Не упусти свой шанс!» Михалыч посмотрел на банку, стоящую в песке, и переставил её в тень свисающих ветвей. Бабочка по-прежнему не шевелилась и не подавала признаков жизни. “Мало ли,испортится ещёот жары, а мне потом отвечать”. Но солнце уже клонилось к закату, и прохладный ветерок заставил Михалыча натянуть штаны и футболку. Вскоре диск скрылся в волнах, и деревья вновь вспыхнули разноцветными гирляндами. Половина отпущенного срока в Библиотеке осталась позади. Он взглянул на небо, не обнаружив там ни одного знакомого созвездия. Что это был за мир? Может быть, какая-то африканская страна в южном полушарии, где всегда царит лето? Уходить с пляжа не хотелось. Сторож смотрел в бездонное небо. Здесь было так же хорошо, как и в те звёздные Крымские ночи, когда он, глядя в небо, гладил светлые волосы засыпающей на груди Анжелы. Слишком реально для сна, но слишком невероятно для правды. Пункт первый инструкции гласил “Не ломайте себе голову над этим вопросом”. В конце концов, Михалыч успокоился и решил с наступлением рассвета выпустить бабочку. «А что мне скрывать? И главное от кого? Кому нужна моя бабочка среди миллионов таких же? Разве что Виоле, когда она окажется здесь.Если вдруг найдёт это послание, пусть знает о моих чувствах. Не только она. Пусть весь мир знает!» Небо начало розоветь. Ночь промчалась меньше чем за два часа по земному времени. Рука Михалыча потянулась к крышке банки. “Нет. Сперва спрошу у Анны, не приехала ли Виола в эту ночь.” Пока он добрался до площади, солнце поднялось уже достаточно высоко. “Если и дальше так пойдёт, то ночь наступит через несколько часов, а наутро придёт корабль. У меня совсем мало времени.” Ответ улыбающегося администратора по-прежнему был отрицательный – Виола в Библиотеку не приходила. Михалыч уже начинал волноваться, и ему ужасно захотелось призвать её бабочку, чтобы понять, где она. Но вдруг чувства не взаимны, и её бабочка скажет, что она меня лишь использовала для поимки Нэки? “Господи, я веду себя как семнадцатилетний мальчик!”, – сказал сам себе Михалыч, выпил для храбрости стакан минералки, присел на скамейку и.... резким движением открыл банку. Сперва ничего не произошло, но вскоре по саду пробежал лёгкий ветерок. Несколько десятков бабочек вспорхнули с ветвей и закружились над скамейкой. Михалычу показалось, что он слышит музыку. Ту самую, которую слышал в медпункте лагеря незадолго до своей смерти. Возможно, это была та музыка, о которой говорила Юля, когда он вынес её на руках на вершину холма. Юля... Моя маленькая Нэка. Сердце больно сжалось... Анна, оторвавшись от блокнотика, с любопытством смотрела в сторону скамейки, но не решалась подойти. Ей запрещалось принимать участие в церемонии, если путешественник сам её об этом не просил. Но лицо девушки выражало одобрение, смешанное с радостью. Впрочем, церемония – это когда красная дорожка, на ковёр падает перерезанная ленточка, гости аплодируют и чокаются бокалами с шампанским. А здесь –всего лишь открыл крышку на скамейке, как банку пива. Бабочка не спешила вылезать, она не двигалась. Михалыч испугался, что повредил её, и уже хотел было обратиться к администратору, но вдруг насекомое подало признаки жизни и медленно поползло к горлышку. Усевшись на край банки, бабочка расправила бесцветные, правильнее даже сказать, прозрачные крылья. Музыка усилилась. Какая-то лёгкость наполняла сердце Михалыча, будто он освобождался от всего, что его мучило в жизни. Уходили мысли, страхи, беспокойство. Он не думал ни о прошлом, ни о будущем, ни о времени. Ни о дне, ни о ночи, ни о том, куда его заберёт корабль. Мыслей просто не осталось. Никаких. Только свет и радость. Левое крыло бабочки постепенно тяжелело и склонялось вниз. Оно стало уже не прозрачным, а мутно-серым. Насекомое покачнулось, но не упало, крепко уцепившись лапками за стекло. “Сейчас в неё записываются все мои плохие поступки”, – догадался Михалыч. Мелодия стала громче, и ветер усилился. Казалось, он пронизывал сторожа насквозь. Он уже не чувствовал своего тела. Ему казалось, что он превратился в скелет, меж рёбер которого свистят порывы ветра. Ничего нельзя было утаить. Незримая сила читала его, перелистывая, как открытую книгу. Каждый прожитый день. Каждую мысль, каждый сон. Он вспоминал то, что давно ушло в прошлое, проживая свою жизнь день за днём, час за часом, минута за минутой с самого рождения. Временами он хотел ухватить свои воспоминания и кричал: “Нет, только не это, я не хочу, не правда, всё было совсем не так!” Но бушевавший внутри вихрь не обращал внимания на жалкие причитания, вырывая из души целые куски памяти. Кадр за кадром вращалась перед глазами эта сумасшедшая кинолента, Михалыч думал, что не вынесет больше этой пытки и вот-вот потеряет сознание. Музыку даже нельзя было назвать музыкой. Это была какофония бессмысленных бессвязных звуков, громом раздирающих барабанные перепонки. Мир поплыл перед глазами, и сторож начал проваливаться в какую-то бездну... Если бы он мог в этот момент думать, то подумал, что это даже в какой-то степени забавно умереть после смерти. Внезапно всё стихло, и Михалыч открыл глаза. Он по-прежнему сидел на скамейке, под которой валялись осколки разбитой банки, а на его ладони, шевеля крыльями сидела разноцветная бабочка. Трудно было даже сказать, какого она была цвета, потому что краски постоянно менялись. Крылья пульсировали от тёмно-фиолетового до светло-жёлтого. А под этими цветами вспыхивали крохотные значки, которые, увеличиваясь, становились буквами, но тут же менялись на другие. Менялись и картинки под ними, они двигались, сменяя одна другую, как ожившие фотографии в ленте смартфона, и Михалыч понял, что это образы всего, что он однажды видел. Сторож держал на ладони Книгу Жизни. Своей жизни. Но бабочка не собиралась взлетать. “Неужели тёмное крыло оказалось тяжелее? Тогда где же ужасный монстр, который должен меня сожрать? Или он ждёт меня на корабле? Может быть, я не выполнил какое-то важное условие, о котором не сказано в инструкции?” Сад снова погрузился в сумерки. Сегодняшний день был в два раза короче вчерашнего. Если здесь время сжато в геометрической прогрессии, то ночь пролетит очень быстро. Бабочки на деревьях засветились, но бабочка Михалыча оставалась тусклой, и он не знал, что с ней делать. – Анна, ... Но администратор, не сдерживая эмоций, радостно захлопала в ладоши: – Поздравляю вас, Михаил Александрович! Вы один из немногих путешественников за последние годы, кто решился выпустить бабочку. У меня нет слов! Благодаря вам, Библиотека будет и дальше существовать! – Но с ней что-то не так. Она не может взлететь. Хранитель говорила, что если мои плохие поступки превысят светлые, то... – Нет, нет... Такие бабочки погибают. Ваша вполне жива, но не светится. Ей чего-то не хватает. Разрешите, я взгляну? Михалыч протянул Анне бабочку. Та внимательно её осмотрела, затем с улыбкой сказала: – Всё ясно. Вы не заполнили события последних дней. – Я не заполнял ничего, да меня и не спрашивали. Всю душу на изнанку вывернули. – К сожалению, я не готова вам рассказывать принципы работы Библиотеки. Но бабочка не может решить, она оставила одну незаполненную ячейку, предоставив выбор вам. Он касается ваших отношений. – Вы правы, Анна. Но что я должен сделать? – Сказать имя той, которую вы любите. – Так просто? И больше ничего? – Больше ничего. Но в вашей ситуации не думаю, что это окажется просто. Поторопитесь, звёзды уже исчезают. На рассвете вы обязаны покинуть Библиотеку на корабле. Однако, учитывая ваше опозд... позднее прибытие, администрация разрешает продлить время вашего пребывания на два часа. Сердце Михалыча вновь начало разрываться. Казалось, после пережитого урагана ничто не может причинить боль, но оказалось, что может. Он не мог сделать выбор и, казалось, испытывал одинаковые чувства. Перед глазами пролетали картинки знакомства с Виолой, песни у буржуйки, её уставшие, трясущиеся руки после операции, но вместе с тем и бездыханное тело Юли в медпункте, ночь на лунной полянке, такое простое и наивное ня! “Она так ждёт от меня помощи. Мы, люди, виноваты перед Нэками за сожжённый автобус и смерть её друга. Я должен вернуть ей то, что она потеряла. Прости меня, Виола, но я нужен Юле”. Михалыч встал со скамейки, протянул ладонь навстречу восходящему солнцу, и громко произнёс: “ЮЛЯ” * * * Как ни странно, но бабочка не шелохнулась. Михалыч вопросительно посмотрел на Анну: – Ничего не произошло? Но я ведь сказал имя той, которую выбрал. – Вы выбрали умом, а не сердцем. Бабочка вас не поняла. – Что же мне делать? – Изменить свой выбор. Только на этот раз будьте честными сами с собой. Что же это получалось? Выходит, Юлю он не любил, а чувствовал к ней лишь жалость, и все его поступки были продиктованы не чувствами, а состраданием к одинокой несчастной Нэке? Его это порадовало, но вместе с тем и огорчило. Значит, бабочка считает, что ему по дороге с Виолой? Что ж, она права. Кто он такой, чтобы спорить с высшими силами? Сторож представил образ Виолы. Она улыбалась и кивала навстречу. “А ведь мы могли бы быть счастливы ” – прозвучали её слова. Михалыч вновь поднял ладонь и прошептал: “ВИОЛА” Лёгкая дрожь пробежала по крыльям, бабочкавстрепенулась, но осталась сидеть неподвижно. Озадаченный Михалыч подбежал к администратору. Если он не запустит бабочку, то не сможет выполнить обещание, данное Юле. – Что? Что всё это значит? Я изменил свой выбор, но и сейчас она не летит. – Михаил Александрович, вам пора на корабль. У вас осталось 15 минут. – Но бабочка! – Михаил Александрович, всё, что я могу сказать, если бабочка не взлетает, ваш выбор не верный. – Но я не могу выбрать. Нет больше вариантов! – Михаил Александрович, попрошу вас сдать бабочку и следовать за мной на причал. Не расстраивайтесь, надеюсь, однажды вы снова посетите нашу Библиотеку, и у вас всё получится. – Аня, ня! – в отчаянии выкрикнул Михалыч. Администратор остановилась, улыбнувшись чему-то далёкому и давно ушедшему в жизни. Затем обернулась. – Ты программист. Ты пытаешься выбрать между нулём и единицей. А мир – не такой, как тебе кажется. Мир живой, как твоя Юля, и прекрасный, как твоя Виола. Скажи бабочке как есть! Скажи то, что чувствует сердце. Прекрати выбирать. Время расставит всё на места. Поторопись. Осталось 5 минут. – Аня, я не могу выбрать. Я люблю их одинаково! – Ты мне это говоришь или бабочке? – усмехнулась Аня, – взгляни. Вокруг бабочки разлилось фиолетовое сияние. Она легко взмахнула крыльями и радостно устремилась в небо. – Значит, у тебя получилась фиолетовая, – не скрывая восторга, провожала её глазами администратор. – А теперь? Теперь я могу призвать бабочку, которую пожелаю? – По правилам да, а вот по времени – не успеешь. Осталась одна минута. Слишком много газировки на пляже выпито напрасно. Но не слушая Аню, Михалыч выпалил: “Валькот”. – Что? – переспросила Аня, – я много лет не слышала этого имени. Ты его знаешь? Но вместо ответа Михалыч рявкнул: – Звони хранителю, немедленно. Огромная синяя бабочка опускалась на протянутую руку Михалыча. – Но ты должен покинуть библиотеку на корабле! Немедленно! – Досрочно я имею право покинуть её вместе со своим хранителем независимо от результата. Пункт 4 вашей инструкции. У меня есть ещё 20 секунд. Это более, чем досрочно. – Но только в случае отказа от выполнения задачи, – девушка в нерешительности принялась доставать телефонный аппарат, – а в случае успеха? – Суд разберётся, – Михалыч выхватил трубку у Ани, – Юля, забери меня! Я знаю, где Валькот! Крылья бабочки коснулись Михалыча. Лёгкий ветерок и знакомая музыка...Теперь он действительно знал...Знал всё... * * * Ночь. Асфальтовая дорога. Луна, звёзды, шелест листьев, всё, как обычно, как он привык, как он помнил. Михалыч сидит, опершись спиной о искореженное железо сгоревшего автобуса. На дороге в лунном свете два силуэта – один знакомый, невысокого роста, с ушками и хвостиком, второй – тоже знакомый, в белом медицинском халате. Юля со сжатыми кулачками сквозь зубы читает приветствие хранителя, потому что обязана это сделать. Михалыч знает кому, но слишком обессилен, чтобы подойти и что-то сказать. Он знает, что случится потом. Но не может этого предотвратить. Нэка говорит последние слова, затем хватает доктора, и швыряет в сторону автобуса. Её сила в несколько раз превосходит человеческую, несмотря на кажущуюся хрупкость тела. Виола оказывается на асфальте рядом с Михалычем. Тот протягивает ей руку, но девушка, не обращая на него внимания, гордо встаёт и, сплюнув кровь, торжественно выпрямляется перед Нэкой. Михалыч знает, что Юля сейчас в бешенстве на неё орёт, но не может услышать ни одного слова. Или же в мире асфальтовой дороги слова хранителя могут слышать лишь те, кому они адресованы? Нэка заносит руку для очередного удара. В лунном свете сверкают её когти, а глаза из жёлто-зелёных превратились в оранжево-красные. Но Виола спокойно, и даже с презрением, смотрит в них. Юля замирает на секунду, видимо выбирая в какое место нанести удар, но этой секунды оказывается достаточно, Михалыч спокойно встаёт и перехватывает руку Юли. Ему кажется, что он держит стальной ковш экскаватора, готовый без труда проломить одним ударом грудную клетку как его, так и Виолы. Но что-то ломается внутри Нэки, она лишь смотрит. – Достаточно, Юля. Она та, кто тебя спасла. А значит, ты тоже её Нэка. – Я твоя Нэка и больше ничья! Но слова Михалыча заставляют её задуматься. Время для удара упущено. Михалыч легко хватает Юлю, сгребая в объятиях, и силой усаживает на дорогу. Та старается на него не смотреть, царапая от злости когтями асфальт. Тем временем Виола, оторвав поручень от автобуса, наносит удар Юле. Михалыч принимает его на себя, закрыв Нэку. Труба скользит по касательной и с звоном падает на дорогу. Если бы это произошло в пионерлагере, Михалыч наверняка упал бы, но физика законов этого мира видимо работает немного по-другому. Из разбитой руки начинает капать кровь, но Михалыч улыбается. – Теперь мыквиты за фингал под глазом. Виола ожидала всего, что угодно, но только не такой фразы. Юля вскакивает, пытаясь защитить Михалыча, но тот резко дёргает её за хвост, и она вновь падает на асфальт, взвыв от боли. – Хранитель снов! Разве так встречают путешественников на дороге? Или мне обратиться с жалобой в совет? – Сначала... ты... скажи, что узнал про Валькота! – прошипела Нэка. – Как минимум, это уже начало разговора, если, Виола, ты не прекратишь выламывать второй поручень. – Допустим, прекращу. Что дальше? Судя по тому месту, где я нахожусь, и по словам, сказанным этой кошкой, я всё же умерла в “Чайке”. Это случилось позже, чем с тобой, Миша. Но до приезда Семёна мы оба не дожили. Мне бы хотелось, чтобы её смерть была такая же мучительная, как моя, но ты предлагаешь играть по её правилам? – Товарищ доктор, вы снова забываете о своём благородном призвании. И это не её правила, а правила мироздания. – Надо же, каким ты стал философом, пионэр! А только недавно умер. Михалыч не знал, сколько ещё сможет сдерживать ещё накалившуюся до предела обстановку. И сможет ли вообще. Чтобы как-то переключить внимание, он начал: – Хорошо, я расскажу о Валькоте. Но только если вы обе успокоитесь. – Подожди, ты на чьей стороне? На моей или кошкоушастых? – Виола, у меня тоже есть вопросы, – сказал сторож. – Тогда задай их. Пока мы не выясним всё окончательно, я не собираюсь идти по дороге ни в лагерь, ни в город. А в библиотеку мне уже не надо. Михалыч попытался сосредоточиться. Хотел он спросить много, но слова как-то сами собой повыпрыгивали из головы. Вместо него зашипела Юля: – Сначала расскажи ему кто я. – Геномодифицированный организм... – Всё говори, с самого начала. Как я попала в Биотех, с какой целью? От привычного мяукающего стиля разговора Юли не осталось и следа. Если ярость человека умножить на ярость кошки, мы получим ярость Нэки. Доктор молчала. – Виола? – Биотех-дзайбатсу был создан достаточно давно, как лаборатория по изучению мифических и сказочных существ – кентавров, единорогов, драконов и всевозможных монстров, описанных в сказках и легендах народов мира. Мы изучали свидетельства, документы, архивы, и однажды нам удалось получить биологический материал Нэки. Тогда мы не знали, кто они на самом деле, но чем глубже углублялись в исследования, тем больше узнавали о хранителях. Сперва нас интересовали чудесные способности Нэк – перемещение во времени и пространстве, способность управлять снами,физическая сила, превосходящая человеческую при достаточно хрупком внешнем виде. Но позже... – Рассказывай, рассказывай, – прикрикнула на неё Юля, – что вас интересовало на самом деле? – По структуре ДНК Нэки ближе находятся к человеку, нежели к кошке. Их организм более силён и вынослив, органы способны работать дольше, их способности регенерации... – Виола начала запинаться, стараясь не глядеть на Юлю, но та гневно смотрела на неё: – Что? Стыдно сказать правду? – Да, наш отдел получил задание синтезировать искусственную Нэку, используя тот материал, что у нас был для того... для того чтобы... – Для того чтобы вырезать наши органы! – закончила Юля и победно посмотрела на Михалыча. – Боже, Виола? Это правда? – К сожалению. Вмешались очень влиятельные люди. Деньги на исследования потекли рекой. Не было проблем ни с оборудованием, ни со специалистами. Биотех начал процветать. Дело в том, что трансплантология людских органов требует согласований с законодательством, страховок, подтверждений, а Нэки с точки юридической точки зрения не являются людьми. Следовательно... – Следовательно, любой богатенький дядечка заводит себе кошкодевочку, развлекается с ней во все дыры, как хочет, а когда его почки начинают пошаливать, вызывает доктора Виолу. Та берёт ножик, и вырезает их у Нэки. Потом вырезает печень. Но я ещё какое-то время живу. Мой организм регенерирует повреждённые органы и ткани. Кому-то понадобятся лёгкие, и наконец, сердце. То, что от меня осталось, сжигают на свалке или дают расклевать птицам. С точки зрения закона, у людей всё в порядке, понимаешь Миша? – Меня сейчас стошнит, – пробормотал Михалыч, – но я хочу услышать всю историю. Виола продолжила: – Есть одно «но». Благодаря своим способностям, ни одна Нэка не подпустит к себе “доктора Виолу с ножиком”. – Тебя это, наверное, удивляет? – вставила Юля. – Потому заданием Биотеха стало создать не просто Нэку, а Нэку лишённую, способностейи интеллекта. Однажды у нас получилось. – Такое себе кошкорастение, привязанное ремнями к железной кровати, – вновь прокомментировала Юля. – Боже, Виола, я не могу поверить... – Я доложила о первых успехах эксперимента, но был отрицательный результат – ты была в полной мере наделена интеллектом, памятью, эмоциями. Кошкорастение, как ты выразилась, не вышло. Затем появился Валькот, чудом проникший в стены лаборатории. Он начал обучать тебя способностям Нэк. Я пыталась этого не допустить... – При помощи электричества, вакцин, издевательств светом... – Экстремальных воздействий на психику и тело... – Люди так называют пытки, когда моё телоот боли выворачивает наизнанку, а крик разрывает лабораторию. Останавливалась она только тогда, когда понимала, что сердце на пределе и может не выдержать, после чего Биотех потеряет ценный образец – бесплатный горшочек с органами для их президента. – Какой ужас! И Валькот помог тебе сбежать? – Да. В “Совёнок”. Там я жила, восстанавливала силы. Валькот учил меня, что значит быть хранителем, учил познавать природу Нэк. Учил ходить по дороге. Всему тому, чего я была лишена с момента создания. – Пожирая сны пионеров, – перебила Виола, – но однажды мы узнали, где она, и меня отправили в лагерь под видом обычной медсестры в надежде, что я смогу найти способ снова взять Нэку под контроль. Но безуспешно. Время шло, Юля гуляла на свободе, и мне ничего не удавалось сделать. Единственную разработку, которую я реализовала при помощи ребят из радиотехнического кружка, был сновидец. Конечно, не такой совершенный, как сейчас, но он мог улавливать её присутствие в “Совёнке”. Странно, почему ты меня не убила сразу? – И, правда, странно. Хотя могла сделать это тысячу раз. А ты как думаешь, Миша? – Ты её простила? – Нет. Валькот научил тому, что Нэки не убивают людей. Предназначение хранителя – вести по дороге и записывать сны, не причиняя вреда. – Пока они кровушки на вкус не попробуют, как в Москве. – Замолчи, Виола. Бесчеловечно поступила ты. – Откуда вам знать? У меня была ещё одна цель. Мойсын умирал, ему требовалась пересадка сердца. Ты ведь не знаешь каково это – терять ребёнка, плачущего на твоих руках. Я решила во что бы то ни стало добиться успеха! – Выходит, ты пыталась спасти своегосына, убив Юлю? Ты чудовище! Вся ваша наука – чудовище. Сердце нужно было пересадить в первую очередь тебе! – выпалил Михалыч. – Угадал. Прям в точку, Миша! – радостно сказала Юля, – ей сердце действительно пересадили.Такие же учёные, как она. Ирония судьбы! На этот раз настала очередь удивляться Виоле: – Что за чушь ты говоришь? – В таком случае, скажи, что произошло после того, как ты работала в Совёнке до того момента, как ты оказалась в Саратове, и Глеб Валерьянович отправил тебя в «Чайку»? Виола растерялась: – Я... я не помню... – Тогда я продолжу рассказ. Итак, пока ты возилась со своей железкой, я потешалась с твоих попыток меня нейтрализовать. Я стала настоящим хранителем, и умела всё то, что могут Нэки. Биотех про т