У меня нет выхода. Я должен попробовать разогнать автобус, направив его в дерево. Удар, возможно повредит хотя бы один гравитон, и я смогу выбраться, чтобы спасти её. Осознаю всю опасность этой затеи, на которую потребуется собрать остаток моих сил, но Юля должна жить!
… Я сделал всё, что мог, но они оказались сильнее. Вокруг пламя. Мне очень жарко и больно.Но это не конец. Я ухожу далеко, за радугу. Там я постараюсь найти отца, вместе мы придумаем способ остановить Биотех и TESLу. Юля, если у тебя получится однажды вырваться из «Чайки», и ты найдёшь мою бабочку, прочитав это послание, я бы хотел, чтобы ты продолжила дело хранителей. Ты совсем взрослая, знаешь и умеешь всё, чему я тебя учил. «Совёнок» не должен остаться без пионеров, а дорога – без путешественников. Последняя моя мысль о тебе. Знай, что ты для меня – самое дорогое существо. Не позволь людям погубить наш мир… Михалыч замолчал. – Больше ничего? – шёпотом спросила Юля. – К сожалению… Нэка сидела с закрытыми глазами, прислонившись к искорёженным останкам автобуса. Солнце уже золотило её ушки. Она делала вид, что ей больно смотреть на свет, и потому она плачет. Но на самом деле каждый прекрасно понимал почему из её глаз капали слёзы. – Послушай, Юля, – наконец заговорила Виола, – каждый из нас потерял близкого человека, и каждый чувствовалболь этойутраты. Как видишь, я не виновна в смерти Валькота. Он пожертвовал собой, чтоб спасти тебя. Мы все совершали глупости при жизни. Выяснять отношения сейчас уже не имеет смысла. Я знала, что встречусь с тобой однажды. В твоём мире твои правила, но я тебя не боюсь. Поступай со мной так, как считаешь нужным, но помни – у меня была возможность всадить скальпельв твоё сердце на операционном столе. Но когда я поняла, что у Мишик тебе чувства, ради него я остановилась, и да, если хочешь, то пожертвовала собой. Теперь я скажу тебе то, что никогда никому не говорила. Ты убила в Москве двух самых близких мне людей. Замёрзший на скамейке парень был моим сыном, а дядечка, которому ты перерезала горло, – мужем, потерявшим вначале меня, а затем сына и лишившимся смысла жизни. Я даже не могла с ними попрощаться, историю их смерти я узнала из полицейских архивов, когда выбралась из «Совёнка» и пришла в себя. Ты убила их подло, когда я находилась в коме, и не могла тебе помешать. Теперь ты знаешь ответ на свой вопрос, почему я ненавидела тебя, продолжая преследовать даже после закрытия проекта. Ты называешь меня бесчеловечным куском мяса, но что умеешь сама? Кого сделала счастливым? Кому родила ребёнка? Какие открытия совершила? Вылечила ли хоть одного человека? Всё, что ты умеешь, это отнимать чужие жизни, мучительно убивая тех, кто тебя любит. Что тебе сделал несчастный, потерявший надежду на любовь, сторож пионерлагеря? Если бы не ты, он бы не стоял сейчас на асфальтовой дороге. И Валькота не спасла, и Михалыча погубила! Глупая, бесполезная кошка, геномодифицированный организм!А сейчас я тебе напомню, что ты связана клятвой хранителей, которая обязывает отвести путешественника туда, куда он пожелает. Виола гордо расправила плечи, и горой возвышалась над съежившейся фигуркой Юли, плечи которой содрогались от всхлипываний. В итоге было не понятно кто же из них победитель, а кто побеждённый. Наконец, Нэка подняла заплаканные глаза: – Мне… мне нужно побыть одной. Днём по дороге не могу вести. Свет. Вечером решу. Прежде чем Михалыч успел что-то возразить, она в два прыжка скрылась за деревьями, оставив сторожа и доктора наедине. – Решит она... – пробормотала вслед Виола, – хранители не решают. Решаем мы, путешественники. Церновна присела у обочины и внимательно посмотрела на Михалыча: – Всё слышал? Ты, наверное, думаешь, что я монстр, что моим желанием является истребить Нэк, разрушив их мир? Михалыч молчал. Затем отрешённо произнёс: – Я ничего не думаю, слишком устал. Я не знаю, возможно ли прекратить вашу войну? Нэки имеют право жить своей жизнью в своём мире. – И убивать кого вздумается в нашем? Да, мой сын был обречён, но операция могла дать ему шанс! А кошка его прикончила! – Виола, я спрашивал у Юли о нём. Она сказала, что он в «Совёнке», и она никого не убивала. Возможно, отведя в «Совёнок», она пыталась его спасти?
Доктор на минуту задумалась:
- Понимаешь, Миша, Нэки не говорят слово «умер». Они говорят «отправился в путешествие». Они немного не так видят мир, как мы с тобой. Да, он был в «Совёнке», но тело на скамейке нашли безжизненным и холодным. И его… – Виола запнулась, проглотив слезу, – его похоронили. Он умер в Москве. Именно умер, а не уехал на автобусе в путешествие, не отправился в Крым или в лес за грибами. Я не могу прикоснуться к нему, погладить по голове, рассказать сказку на ночь, приготовить завтрак. В нашем мире он мёртв. Ему и Анатолию на кладбище стоит памятник, как и тысячам других людей. Впрочем, Миша, мы теперь тоже мертвы. Как в той истории? И жили они счастливо, и умерли в один день? Ну практически в один. Не жалеешь, что меня встретил? Или изобьёшь, как в гараже, за все мои грехи? Ты ведь меня полюбил, не зная ужасов моей работы в Биотехе. Теперь у тебя есть полное право послать меня и жить со своей кошкой.
Внутри Михалыча бушевала настоящая буря подобная той, что он испытал в библиотеке. Разумом он понимал, что Виола совершала какие-то ужасные эксперименты, за которые её будут судить Нэки, но сердце по-прежнему рвалось к ней. Перед ним была всё та же Анжела. Как сказала Аня, решай не разумом, а сердцем. Михалыч привлёк девушку к себе и поцеловал.
- Так я и думала, – улыбнулась Виола, ответив на поцелуй, – значит, ты был в библиотеке?
– Был. – А что дальше, за библиотекой? – Какой-то корабль приходит, который неизвестно куда отправляется и увозит тебя с причала. – Как же получилось, что ты снова на дороге? – Воспользовался дыркой в законодательстве, – Михалыч попытался улыбнуться, но вышло натянуто. – В рамках проекта я изучала мир Нэк, насколько могла. Я представляла дорогу, висящую где-то в космической пустоте в клубах тумана. А здесь – красиво. Лес, поют птицы, светит солнце. Совсем как у нас. – Ты ещё библиотеку не видела со светящимися бабочками!
Виола опустилась на траву рядом с дорогой, затем легла на спину и запрокинула голову, рассматривая набежавшие на небесную синь лёгкие облачка. Сорвав травинку, принялась её жевать.
- Странно, трава имеет вкус. Цветы пахнут. Ветер дует. Птицы поют. Ты ведь тоже слышишь? Как думаешь, что после смерти вызывает в нас эти видения? Ведь наши тела в «Чайке» наверняка уже обнаружили. А может быть ещё нет. Вдруг Нэка права, и мы не умираем?
- Анжела, выходит, тоже не умерла?
- Нет, конечно… Я ведь здесь, с тобой…
- Виола, прекрати…
- А кто я на самом деле? Ведь я теперь не знаю. Как ты сказал у медпункта, «спроси у своего сердца»? Что оно тебе подсказывает? И что отвечает моё… А точнее её… Так что, если назовёшь меня Анжелой – я совершенно не обижусь. Выходит, во мне две целых жизни. Ещё 7, и я стану кошкой.Впрочем, какая теперь разница… Мне даже плевать на Юлю. Делай с ней что хочешь… Хочешь – люби, хочешь – трахай. Мне сейчас так легко! Только бы лежать и лежать в этой траве…А главное – спать больше не хочется! Теперь я понимаю тех, кто готов отдать TESLе все свои деньги за то, чтобы побывать в этом мире.
Михалыч почему-то улыбнулся и вспомнил, как у него перестала болеть спина, и как бежал по дороге, чувствуя себя 17-ти летним парнишкой. Он присел рядом и игриво толкнул Виолу в бок.
- Насиловать будешь? – сквозь смех сказала она, – даже после смерти?
- В этот раз буду! – Михалыч, прижал Виолу к траве, но та в ужасе закричала:
– Миша, что с тобой? – А что? Ты против? Тогда нам будет ещё интереснее! – Я вижу сквозь тебя солнце! Сперва Михалыч ничего не заметил, но, когда поднял руку к небу, обнаружил странный эффект, будто солнечные лучи насквозь проходят через кожу. В этом мире он, конечно, ничему не удивлялся, и решив, что снова видит очередную галлюцинацию, неловко улыбнулся. – Я бы на твоём месте не улыбалась. Сколько дней ты здесь? Сколько провёл в библиотеке? – Три в библиотеке, ночь в дороге. И ещё ночь отношения выясняли. – Вот же кошка драная! А ещё хранитель! – Виола резко вскочила, – идём! – Куда? – Всё равно куда! В лагерь, в город… Куда она там ещё предлагала… Идём без неё… Она ведь знает, что больше трёх дней люди не могут здесь находиться… Почему ты не уплыл на корабле? – Я должен был ей рассказать про Валькота. – … а затем превратиться в Тень… – Ты о чём? – Послушай, не задавай вопросов… Ты поминал когда-нибудь умерших? На третий, девятый и сороковой день? Впрочем, Виола и не ждала ответа. Схватив Михалыча за руку, она поволокла его по дороге… – И где же твой хранитель? Твоя ненаглядная Юлечка? Она использовала тебя, чтобы узнать информацию о своём коте. А дальше – ты её не интересуешь… Она же знает, что бывает с теми, кто не уплыл на корабле... – Виола, подожди, куда мы идём? – А ты куда выбрал? – Я уже третий раз выбираю… Пусть на этот раз будет в лагерь… Михалыч вдруг понял, что идти ему становится всё труднее. Палящее солнце начало жечь своим жаром, пение птиц превратилось в чудовищный гул, начала болеть голова. Он почти не слышал слов Виолы, которая вела его под руку по дороге. Он не знал, сколько они прошли. Минуту или час. К горлу подступала тошнота. Доктор, обливаясь потом, уже практически тащила Михалыча на себе, он с трудом переставлял ноги. – Миша, держись. Ещё немного осталось. К чёрту этих хранителей, сами найдём дорогу! – подбадривала врач. – Не… не найдёте, – послышался позади знакомый голос, – я.. я помогу… Юля стояла с завязанными глазами, сжав от боли свои маленькие кулачки. В уголках глаз блестели не то слёзы, не то кровь, капельки которой падали на потрёпанное летнее платьице. Виола обернулась: – Мне кажется, тебе самой нужна помощь. – Я… не волнуйтесь за меня… я... сильная… я… привыкла к боли в лаборатории… Поведу. Я… хранитель! Виола стыдливо опустила взгляд: – Он выбрал лагерь, но сейчас вряд ли нас слышит и ответит. – Ня. Юля подхватила Михалыча под вторую руку и неуверенно сделала несколько сот шагов. Она ничего не видела. – Солнце как высоко? – Скоро зайдёт за лес. Тебе станет легче. Странный здесь день. Будто час. – Не ня. Не успеем. Ему плохо. – Всё из-за тебя! Ты ведь знала! Он вот-вот станет Тенью! Это хуже, чем просто убить! Что ты за существо такое мерзкое! – Юля плохой хранитель. Я… я хотела с ним побыть до рассвета… Я… я исправлю… Нужен автобус. Но автобус сгорел!