Мийол перестал опираться на парапет, развернулся так, чтобы видеть собеседницу (точнее, в данный момент слушательницу) и присел, демонстрируя свою вроде как безобидность.
Алазе, однако, уже не обманывалась видимостью. Пусть не намного старше неё, пусть — по собственному признанию, какому-то слишком правдоподобному — бесклановый, этот парень уже стал подмастерьем. И явно весьма талантливым. Перспективным.
В конце концов, сейчас они попирали ногами крышу одного из корпусов «Большого экрана». То есть стояли на малой части итогов его деятельности в Рифовых Гнёздах!
Ну, отнюдь не только его, и всё же…
— Ты бывала на полях? — сменил направление беседы после небольшой паузы Мийол. — Ну, знаешь, среди таких кусков земли, где черноногие выращивают еду. Которая потом попадает и на стол батрака, и на стол Воина… и магов кормит тоже. Бывала?
Тут уж остаться простой слушательницей не выходило. Алазе обронила тихо, как-то вдруг растеряв недавнюю многословную оживлённость:
— Нет.
— А я среди всего этого вырос, — признался призыватель. — Насмотрелся до тошноты. Даже у приёмного отца, хотя он вообще-то ремесленник, был в стенах Жабьего Дола свой огородик. И мы на нём работали, да. Потому что кто не работает, тот не ест.
В адрес юсти-Кордрен подобное могло прозвучать и обвинением, но Мийол не собирался делать такие акценты. В контексте разговора это звучало скорее… правилом. Законом природы, одним из. «Кто не обеспечивает своё выживание, тот гибнет».
Трюизм? Конечно. Но поразмыслить над важными вещами всегда полезно.
— Но поговорить я хотел о пользе разнообразия, — продолжил маг. — Причём на личном опыте. Это я не с чьих-то там слов рассказываю, это я своими глазами видал. Так вот… соседкой у нас была Лагуся, травница и немножко ведьма. А другим соседом было семейство Жердины. Сам он, да жинка егойная, да сыны взрослые, да ихние жинки, да детвора наших лет… едоков много, земли — не вообще, а на ту ораву — мало, так что ухаживали они за своей землицей со всем тщанием. А бабка Лагуся — ну, бабка и есть. Глаза уж не те, спина не та, ноги больные, окривелые. И хотела бы она свой огород со всякой целебной зеленью обихаживать, как положено, да токмо не могла: возраст. Пара девчонок из семьи Жердины ей помогали, конечно, да и мы с сестрицей не отказывали, но это всё ж не то. Для своей землицы-то всегда сил больше приложишь, чем для чужой… даже если за обиход чужой — платят честь по чести, без обмана.
Рассказывая, Мийол улыбался. И просторечные словечки вставлял явно намеренно, для колорита, чтоб запоминалось лучше.
— Но вот ведь какие чудеса: ежели нападает на посадки какая хворь, или налетит вдруг плодожорка в изобилии, или сорняк меж посадок попрёт, как купец с охраной по главной улице — то напасти такие в основном вольничали в огороде Жердины, несмотря на вроде как лучший пригляд. Лагусины же посадки беды крестьянские обыкновенно не трогали; а коли даже трогали, то умеренно. Четверть листов жуки обгрызут, да и всё; пара веточек в пучке засохнет, но и только. Никогда не случалось такого, чтобы, скажем, целые гряды приходилось перекапывать, листом жгучецвета обкладывать и поливать три раза в сутки настоем на всё том жгучецвете — только бы пепельную гниль вывести.
— К чему это всё, многоуважаемый?
— Это я к тому, что Жердина и Лагуся разные подходы к посадкам практиковали. Бабка сажала понемногу да вперемешку, притом сообразуясь со знаниями своими насчёт того, что можно вместе сажать, а что нет; Жердина же сажал большими кусками, отводимыми обычно под одну монокультуру. Проще говоря, если где у него дайкон, то и вокруг только дайкон. Если где кумара, то среди посадок кумары. Понятно, что многое при таком подходе упрощается: пойдёшь той же кумары корни копать — и всем, даже детворе, ясно, где копать и что. Не надо весь огород обходить, ища: нет ли где ещё не выкопанной кумары? Удобно! Только вот платой за это удобство выходили всякие напасти, что любую выгоду, пожалуй, съедали без остатка…