Старик-подмастерье передохнул. Площадь не мешала, продолжая стоять тихо-тихо.
— Мой ученик тут парочке утырков присудил без ног обходиться. А уды срамные им притом оставил. Помиловал. Так вот, трусло лысое, которое не иначе как по трусости этой не может свой ранг превзойти: я тебя тоже помилую. Пальцем тебя не трону сам и другим не дам. И призывами не затравлю. Потому как ты и без того свою жизнь превратил в такое, что не всякий палач измыслит. И как ты со своим селением, в котором лишь три достигших и ни одного близящегося, будешь оправдываться перед задрипанными, у которых тоже всего лишь три, но Мастера… это меня вовсе не заботит. А вы там — тащите уже сюда семью моего ученика. Пора улетать подальше, пока я тут от полноты ощущений всю площадь схода не заблевал аж по колено.
Ученик 7: я ненавижу себя!
— Куда правишь?
— В Лагерь-под-Холмом.
— Кавилла с Сеиной? Знакомые целители-женщины? Это правильно. Возьми чуть левее.
Мийол тут же поправил курс.
— Так или сильнее?
— Воздушный навигатор из меня ещё тот, — честно сознался Старик Хит, оказавшийся обладателем куда более длинного и хитрого имени. — Да и в надёжности карт я сомневаюсь. Но сейчас вроде бы всё верно.
Молчание.
Размеренное хлопанье крыльев того Беркута Урагана, что тянет несуразную леталку вперёд. И замерший статуей, уже не скрытый невидимостью второй Беркут Урагана, раздвигающий незримые потоки воздуха так, чтобы уменьшить сопротивление среды… и чтобы прикрыть от ветра пассажиров. Это один из минусов такой вот тяп-ляп-леталки: она имеет аэродинамику примерно сарая.
Хорошо, что у Мийола есть призыв, который может это возместить. Хоть частично.
Плохо, что больше его призывы не могут ничего.
— Почему ты не… подойдёшь к ним? — спросил Щетина тихо. — Не поговоришь?
— Я…
Молодой маг сглотнул. И пожалел, что отозвал Кошмарного Медведя: контроль разом трёх призывов замечательно помогал не думать.
— Я… — попытался он снова. С тем же итогом.
На плечо легла рука учителя.
Который до этого проклятого дня не касался его вообще ни разу.
— Тише, парень. Не говори ничего. Я… догадываюсь, что сейчас творится у тебя внутри. Преимущество долгой жизни и… неприятного опыта, Кракен его отлюби. Так вот. Что творится внутри у твоего отца, я тоже… догадываюсь. Это не так уж сложно, потому что я знаю: он перед теми двумя вставал стеной. Пока вообще мог стоять. Но этого не хватило. Так бывает: делаешь, сколько можешь, жилы рвёшь, а этого всё равно мало.
— Я мог сделать больше! То есть — быстрее!
— И так тоже бывает, — сказал Хитолору Ахтрешт Наус, Старик Хит, учитель. — Дерьмо, оно случается. Тогда только и остаётся, что идти его разгребать. Так вот… иди. Говорить не надо, нет. Просто иди уже и обними своего отца. Чтобы он знал: ты не винишь его за то, что он не смог защитить, что оказался недостаточно силён. А когда он обнимет тебя, ты поймёшь: Ригар не винит тебя за то, что ты прилетел недостаточно быстро. Зато очень благодарен за то, что ты — прилетел.
Старик помолчал и прикрикнул:
— Иди уже, дурила! Жопу в руки и вперёд! Или волшебного пинка ждёшь? Так я выдам!
И Мийол оторвал руки от занозистых перил тяп-ляп-леталки. И пошёл, и осторожно обнял дёрнувшегося, кажется, не только от боли Ригара.
И ощутил, как его обнимают в ответ.
Он уже не видел, но помнил и знал: неподалёку, точно так же вцепившись друг в дружку, сидят Шак и Васаре. Алурина медленно, ласково, тыльной стороной кисти — без когтей — гладит сестру, а та просто уткнулась в мягкую шёрстку и, если милость Мелиаль существует, тихо плачет.
…разговор начался… странно. Но для Ригара вполне типично.
— Ты молодец, сын. Даже лучше, чем кавалерия из-за холмов.
— Что такое «кавалерия»? Ох. Я не… прости! Прости меня, пожалуйста!
— За что? — вроде бы искренне удивился отец.
Мийол довольно сумбурно вывалил на него груду слабо связанных слов, сводящихся к «если бы я шевелился побыстрее, то ничего этого тогда просто не».