Впрочем, инь-Ксорирен приняла извинения магоклона за почти-опоздание благосклонно. По крайней мере, внешне. И насколько о её сомнительной искренности мог судить призывной конструкт, обладающий копией Атрибута своего создателя, но транслирующий сигналы с неизбежным огрублением. Говоря конкретнее, через магоклона Мийол «читал» Ламину примерно так же, как если бы сидел на его месте, но обладал Атрибутом, даже не дотягивающим до второго уровня. Слабо и лишь в самых общих чертах.
А потом квинтет на сцене, дополненный флейтой в руках самой Каллиони до секстета, заиграл вступительную тему, и проблема «чтения» принцессы Ксорирен временно утратила свою актуальность. Та обратила внимание на сцену и от приглашённого, очевидно, ждала того же.
Ещё пару лет назад Мийола могла немагическим образом заворожить сложная слаженность этих звуков. Классическая, глубокая простота, вечная в своей гармонии — да, она была прекрасна, как только может быть прекрасна мелодия, что вобрала опыт тысяч лет и труды миллионов музыкальных талантов. А в доме удовольствий господина Ишеззара её вдобавок очень и очень умело исполняли настоящие профессионалы. Первая и вторая каэли (смычковые инструменты вроде скрипок), арбесс (помесь гитары с гуслями), ситтош (ксилофон — но много более сложный, трёхпанельный, с набором стеклянных колоколов) и ударник в центре небольшого стада разноразмерных барабанов. Плюс флейта, она же солистка-Каллиони.
Они творили почти что волшебство, причём без всякой магии — если не брать в расчёт талисманы усиления звука, выстроенные в единую систему на раме меж сценой и залом.
Они опоздали.
Ныне впечатлить Мийола хорошей, но всего лишь чисто акустической музыкой могли бы лишь настоящие виртуозы. Да и то…
Ещё до того, как Ригар прорвался на уровень специалиста — почти сразу после расставания с Жабьим Долом — он хотел не просто рассказывать о Земле с опорой на воспоминания Сёвы… нет! Он хотел показать её. И получил такую возможность, как только разобрался с принципами построения поддерживающих ритуалов. Даже слабенькие, небольшие и короткие иллюзии, что он мог создавать заклинанием второго уровня, при помощи ритуалов становились сравнительно крупными (и удобными для просмотра), да и в длительности сильно подросли. До полутора-двух часов. А за такой срок уже можно показать многое.
Или дать послушать. Иллюзии второго уровня позволяют демонстрировать не только образы, но и звуки. Прямо из памяти. Причём, поскольку звуковые иллюзии менее затратны, через ритуальное усиление можно закатывать концерты часа на три. Что он и делал. Ругаясь на дурное качество низкоуровневых иллюзий и несовершенство отображения звука. Но даже сквозь все препятствия маготехнического свойства уже лилась, звала, гремела и плакала такая музыка, какой Мийол не просто не слышал — он даже не думал, что подобное вообще может существовать.
Когда отца инициировали жизнью и гибкостью, концерты-из-памяти пришлось оставить. Стало просто негде гравировать нужные чары. О чём жалели все, не исключая даже Щетину.
А потом Ригар стал специалистом. Сразу же гравировал пятисимвольную Улучшенную Двусоставную Иллюзию, после чего с хитрой улыбкой сказал что-то про «крутить цветное кино».
И показал такое, что просто голова кругом.
Улучшенная Двусоставная Иллюзия позволяла не только совмещать изображение и звук — она ещё качество того и другого улучшала. Причём серьёзно. Отец продолжал ругаться, уже на то, что в буквальном смысле «крутить кино» не имело смысла, без перевода-то; к тому же масса всякого, что он обзывал культурным контекстом, со свистом пролетала мимо — трудно поразить зрителя чем-то таким, что он попросту не понимает.
Но музыка перевода не требовала. А контекст оказался объясним в нескольких словах:
— Технические средства обработки звуков позволяют относительно просто достигать трёх ключевых моментов. Во-первых, создавать неестественные звуки и эффекты. Здесь у техники над магией нет превосходства — я запросто воспроизвожу простой третьеуровневой иллюзией даже очень хитрые акустические переходы, причём не из памяти, а чистым волевым контролем. Во-вторых, техника позволяет точную обработку звука с многократной перезаписью на внешнем носителе. Эффекты студийных записей, возможность довести аранжировки до сияющего блеска. Здесь у техники над магией также нет радикального превосходства… хотя возникают заметные сложности. Ибо всерьёз работать с чем-то таким можно лишь на уровне эксперта и выше, а маги высоких уровней обычно находят более важные дела, чем совершенствовать «мёртвую» запись. Они ценят атмосферу живых концертов, поскольку каждый предоставляет неповторимый опыт, да ещё аурная чувствительность позволяет погружаться в действо, словно в первый раз. И тут у нас возникает третий момент. Техника позволяет транслировать музыку, и живую, и в записи — так, что одномоментно её могут слушать хоть миллионы. Особо выдающиеся записи крутить в прямом смысле миллиарды раз. Вот это и становится тем ключевым отличием, которому магии нечего противопоставить. Это позволяет построить — за счёт денег сотен миллионов слушателей — сущего монстра. Огромную всепланетную индустрию развлечений, вливающую в создание, изменение, совершенствование музыки — и не только её — поистине гигантские средства, позволяет ускорить обмен идеями и мелодиями, позволяет свободно скакать на плечах у гигантов и гениев всех времён, начиная с классиков симфонической музыки и заканчивая современниками. А теперь… Иоганн Себастьян Бах, токката и фуга ре минор, рок-обработка «Sinfonity».