Что ей надо, так это планомерно давить и давить эту самую ассистентку-любовницу, чтоб жалела о подобном довеске к Мийолу. Чтобы сомневалась, не стоит ли от него отказаться. Ведь довесок этот точно никогда не исчезнет — а при его выборе между сестрой и Элойн у последней шансов строго ноль.
И вот ни разу не помогало определиться с отношением то, что вообще-то — о чём он когда ещё честно предупреждал — Васька тоже ходила в его полюбовницах. А с некоторых пор…
Эх. Ну да.
Пару раз базилар, его ассистент и его сестра устраивали тройничок. И даже — пусть всего один раз — квартет, вместе с Санхан.
Между прочим, в тот один раз, пока смуглянкой долго и основательно занимался Мийол, самой Элойн не менее основательно занималась Васаре. Результат вышел приятным аж до дрожи. Неуютной такой. Потому что рыжая перестала узнавать себя и свой вроде как давно устоявшийся характер, свои устремления, свои привычки — и Васаре, эту раздражающую занозу в самом мягком и чувствительном месте… её она не узнавала тоже. Потому что во время секса она оказалась и чуткой, и ласковой, и пугающе проницательной, и затягивающе сладострастной…
А наутро — язвила, как ни в чём не бывало, разве что взявшись вворачивать всякие… хм… прозрачные намёки, чем неожиданно успешно вгоняла Элойн в краску.
Да фуска ей… за шиворот! Кому из них шестнадцать, а кому почти двадцать пять?!
— Рыжуля? — напомнила она о своём вопросе. Подавшись чуть ближе, сочувственно и нежно — ещё и положив свою мозолистую ладошку поверх её руки жестом скорее дружеским, чем интимным… но интимным частично тоже.
Вот как она это делает, а?
— Извини. Не знаю, с чего начать…
— А давай с Кульми, разогрева для. Угомонилась эта бедовая, аль развинтилась насовсем?
— Кажется, угомонилась. Правда, не раньше, чем вдрызг разругалась с Гальдом.
— Бросила?
— В том и штука, что это он её бросил.
— Он что, ненормальный? Или решил поступить, как в песне поётся — мол, если к другому сбежала девица — надо отпраздновать, повеселиться! Если ж гулящая всё же вернётся — пусть с кем-то третьим, шалава, е…
— Васька!
— Молчу-молчу. Но, — зелёно-серые глаза блеснули шало, — жажду деталей!
— Я с твоим отцом про Кульми и Гальда говорила. А он сравнил их с какими-то Тейоном и Таш: мол, пока оба в паре ощущали себя «на так себе», их союз казался прочен. Но как только она «повысила свой класс», Гальд в момент ощутил себя даже хуже, чем раньше. И хотя Кульми так-то не собиралась его бросать, проявив вполне похвальную верность, он словил воспаление ложной гордости и воспользовался поводом для разрыва. Вместо того, чтобы порадоваться за подругу!
— Парадоксик, да? — грустно ухмыльнулась Васаре. — В горе, покуда оно было взаимным, верны, а вот в радости, но односторонней — разбежались. Точнее, сбежал.
— Слабому мужчине сложно любить сильную женщину.
— Тоже отцовы слова, да?
— Да. Ригар умеет… сформулировать.
— Жалко Кульми. Да и Гальда тоже, хотя меньше. Вот чего ему не хватало, а? Он ведь тоже мог к Луцесу обратиться, если уж… хотя нет, — сама себя остановила мийолова младшая. — Тут не во внешности дело, а именно в слабости. Но даже так он мог попросить помощи в продвижении.
— А он не попросил. Жалеть себя, всего такого преданного и покинутого — проще.
— Ты тоже на стороне подруги?
— Конечно! Хорошо, что Тагосс её утешил.
— Добился своего, да? А что Луцес?
— Да всё так же. У них там нынче этакий комплексон образовался: эн-Слиррен в основном взаимно верен своей паре лат-Мено, но поддерживает отношения с Кульми. А Кульми в основном верна Тагоссу, но и рвать с правнуком Клеаро не хочет. Может, они там промеж своей пятёрки и в более интересные отношения вступают — не знаю, особо не лезла. Мне и того хватает, что подруга снова улыбается, иногда гуляя под ручки с обоими целителями.
— Ну, радости и счастья им, — сказала Васаре совершенно серьёзно, поднимая бокал лёгкого вина в затверженном жесте.
— Счастья, — повторила жест со своим бокалом Элойн.
— А теперь можешь уже похвастать своими успехами. Или нечем?
— Почему нечем? Просто они у меня скромные.
— Ой, не прибедняйся! У меня глаз намётанный, — и снова зелёно-серый шальной прищур, — я перемены в твоей фигурке оценила. Постройнела, сладенькая ты наша, поправилась. Славно!
Рыжая снова против воли порозовела. И смущённо, и возмущённо.
— Васька…
— Да я ж любя! — ехидная улыбочка несколько контрастировала со словами. — Я всецело одобряю — и не откажусь оценить перемены… тактильно. М-м-мня!