Чего Мийол уже не видел, так как покинул поселение, так это реакции со стороны людей… и реакции на эту реакцию, а потом реакции на ответную реакцию. И так далее. Меж тем вскоре после того, как призыватель и его команда оставили поселение, из Лагора прибыли Шелетидйид: полтора десятка эн— и ань-, да четыре десятка ул— и уль-, да около двадцати сум— и ори-, да около сотни лат— и хари-. А во главе всего этого кулака потомственных Воинов в сопровождении отнюдь не беззащитных потомков малых родов и доверенных слуг — шестёрка истинных сынов и дочерей клана с сильной кровью… половина из которых, правда, пребывала всего лишь в ранге Мастеров Начал, а трое других оставались близящимися.
Оно бы и ладно, хотя Шелетидйид моментально стали в Лагере доминирующей силой, без труда затмив пару Сираму ори-Тамарен и Цорека. Но ведь следом за ними потянулись другие люди — как лагорцы, так и нет!
Не прошло и сезона, как представительства домов Закрис и Хиврайн приросли персоналом раза в полтора каждое; припёрлась и обосновалась на новом месте не шибко известная, но довольно многочисленная (почти три десятка Воинов и магов, разбитые на семь групп) команда Бурых Шоссов — часть рыхлого Лагорского Союза Охотников; явились и тоже обосновались во внезапно популярном месте вольные маги: три эксперта-человека, два эксперта-алурина и, что особенно важно, подмастерье-агромаг с семьёй, тотчас же нанятый Шелетидйид для скорейшего расширения Лагеря-под-Холмом и улучшения его автономии…
Разумеется, ни Ирришаах, ни Гранит не могли позволить себе проигнорировать такой рост значимости поселения. Они прислали дополнительные дружеские силы.
А более безопасное место привлекло ещё больше разумных.
Оживилась торговля, включая транзитную, Лагерь-под-Холмом привлёк интерес важных персон в магистрате, выдавших Сираму ори-Тамарен более широкие полномочия (ныне она стала Устами Лагора) — и подобающую новому статусу силовую поддержку. Конечно, пятёрка пиковых достигших седьмого ранга и пара магов-экспертов — иллюзионист и армсер — могли показаться не особо ценным усилением, но ровно до момента, пока не пополз слух, что эти ребята не абы кто, а члены особых рот. Притом составляющие сработавшуюся звезду.
…и вот таким-то путём ситуация понемногу пришла к тому, что теперь одни только гномы и сугубо в качестве охраны держали в Лагере-под-Холмом не малый, а полноценный гросс: более полутысячи Воинов. И алурины от них не отстали, также нарастив присутствие раза в четыре. А в целом поселение разрослось примерно раза в два с половиной — с двух тысяч до пяти. Но если оценивать не количественный рост, а качественный, то обновлённый Лагерь усилился самое малое десятикратно. В том числе в силу наведения порядка.
Нынче в нём даже появился постоянный Совет! Не круг старейшин, а именно выборный орган признанной всеми власти, как в городках вроде Хурана!
А вот банды — такие, как раньше — исчезли вовсе.
Кто мог и хотел, тот перешёл из них в ополченцы… вот как Хрипун, отхвативший ещё и новое прозвище. Кто поавантюрнее и с хорошими перспективами — перековался из бандитов в Охотники. Более опытные кадры, которые в своё время как раз из состарившихся и калечных Охотников стали бандитами — потому что жрать хочется хоть что-нибудь и желательно не по разу в день — не без скромной финансовой помощи Совета организовались в подобие Школы Боя, принявшей также и неприкаянную молодёжь. Пусть местечковой, не имеющей даже своего имени Школы — но это ведь только начало.
А ещё, пусть мало кому такое удалось, малая часть помянутой молодёжи прибилась к магам. Кто слугами, а кто из мозговитых везунчиков — те даже настоящими учениками.
Участь не способных и не пожелавших измениться бандитов… что ж. Предусмотрительные бежали, хитрые затаились, излишне тупых и наглых попросту вырезали. Уже не Охотники, а самолично Шелетидйид. Выказали уважение.
Однако у позитивных, если брать в целом, перемен нашлись и тёмные грани. Как самое простое — рост цен. На всё, включая жильё, питьё, еду. Причём древовладельцы с трактирщиками, которым это вроде как должно было принести новые прибыли, в лучшем случае остались при своих. Упомянутый выше Совет поселения не из воздуха взял средства на новообразованную Школу Боя, на усилившуюся постоянную охрану, на расширение территории с оплатой услуг агромага, на собственное содержание, в конце концов.
Правильно: вместе с укрепившимся порядком Лагерь-под-Холмом познал такую новинку, как регулярные налоги.
Да и Охотников не избежали двуострые инновации.
С одной стороны, раз цена на еду выросла, поднялся и получаемый доход: за каждую тушу, доставленную в поселение, нынче платили больше прежнего. Порой вдвое, а иногда — аж втрое. Но из-за роста числа едоков ближайшие окрестности оскудели на дичину, так что за теми самыми тушами нынче приходилось топать дальше, рисковать сильнее, тратя больше времени. Так что для низового звена Охотников, добывающего слабое либо вовсе не магическое зверьё, жизнь осталась примерно прежней. Выиграли только самые-самые: вроде Бурых Шоссов, способных оплатить более широкий спектр услуг у поселившихся рядом магов, причём особенно — богатые пользователи пространственных артефактов. Они разом стали беднее (так как с появление гномов цена на такие арты, как у них, упала), но зато получившие возможность увеличить свою прибыль.
Кстати, с древовладельцами вышло ровно наоборот: каждое из опорных дерев Лагеря резко взлетело в цене, а вот относительный доход упал из-за налогов.
— Ты изучал экономику? — спросила Шак.
Остановившись, как прежде, в «Приюте утомлённых» у Круглого и перекусив в общем зале (а также наслушавшись там разговоров), они поднялись в арендованную комнату. И вот теперь у входа лежала молчаливым охранником Направляющая Демоническая Ласка, а Мийол скрашивал себе и ученице ожидание, рассуждая о переменах в поселении.
— Не то чтобы целенаправленно, — ответил он. — С другой стороны, я читал двухтомник Эзу Сутомор «О балансе», а экономика вторична по сравнению с тем, что она именовала ноологией.
В глазах алурины полыхнул огонёк любопытства:
— Ни разу не слышала.
— Странно. Это же… хотя да.
Призыватель едва не брякнул, что ученица не ходила с ним в «Словесность сорока веков», где ему и насоветовали, помимо художественной, много полезной популярной литературы по естествознанию. Лишнее напоминание о человеческой ксенофобии тут было… именно: лишним.
— Что ж, если кратко, то Эзу отталкивалась от положений оссименской философской школы и пыталась найти точки соприкосновения биологической и ноологической форм существования. Как можно догадаться, нашла. В первом томе она обобщила наблюдения за разными биомами: лесным, степным, морским, горным, подземным сухим и подземным влажным. Для всех них при этом обнаружились единые способы самоорганизации. В частности, только в пределах одного жизненного горизонта существа разных видов конкурентны. Существа с разных жизненных горизонтов либо нейтральны, либо иерархичны.
— А разве конкуренция не подразумевает построения иерархии?
— До ноологии мы ещё дойдём. Пока речь только о биологии. Так вот, о конкуренции. Тут всё относительно просто: антилопы едят зелень и туры едят ту же зелень, следовательно, имеет место конкуренция за пастбища. Если популяция антилоп станет слишком большой, для туров не останется еды — и наоборот. Это самая упрощённая модель конкуренции. При этом какие-нибудь личинки пластинчатоусых жуков тоже едят растения, но исключительно их корни, поэтому с травоядными позвоночными напрямую не конкурируют, являются нейтральными. Зато как туры с антилопами, так и личинки жуков в отношении растений являются иерархами — ну, и наоборот. Растения могут конкурировать с другими растениями, но не могут конкурировать с фитофагами.
— Так. Получается, горизонтальные отношения в природе полны борьбы, а вертикальные — подчинённости? Что-то не сходится.
— Конечно, не сходится. Схема-то мной описана самая примитивная, у Эзу подробности расписаны такие, что порой ахнуть хочется от причудливой сложности этих самых отношений. Но общий вывод всё же сравнительно прост: истинный природный баланс создаётся конфликтом сходных видов на фоне взаимодействия, а в идеале — симбиоза видов несходных. Если вернуться к травоядным и собственно траве: при беглом взгляде может показаться, что зелень исключительно страдает от поедания, но стоит присмотреться чуть внимательнее, как выяснится: во-первых, навоз копытных является отличным удобрением; во-вторых, копытные выедают ростки многолетних растений, прежде всего деревьев, которые могли бы со временем своими кронами перекрыть для трав свет, а своими мощными корневыми системами вытянуть из почвы живительную влагу. Аналогичный баланс виден и в отношениях между травоядными и плотоядными. Кого в первую очередь сумеет добыть хищник? Больных, старых и слабых. Надо ли рассказывать о последствиях пребывания в стаде больных животных? Тут и так всё очевидно.