По дороге полковник вспомнил, наверное (не мог не вспомнить!), что в свое время именно ему поручили сопроводить тело поэта Пушкина из Петербурга в Михайловское…
В тот же день и час другой отряд жандармов под началом генерал-майора Левенталя ворвался в квартиру Николая Серно-Соловьевича, однако хозяина дома не оказалось. Слуга сообщил, что барин с утра отправился в библиотеку. Генерал-майор решил дождаться хозяина, тем более что, как выяснилось из допроса слуги, Серно-Соловьевич собирался назавтра отбыть в Харьков.
Дождавшись Серно-Соловьевича, жандармы немедля принялись за обыск, а закончив дело, также доставили арестованного в Третье отделение.
В тот же час третий отряд жандармов побывал в доме номер 46 по Биржевому переулку Васильевского острова, где у своего давнего друга, единомышленника и помощника Казароса Хафафяна жил Микаэл Налбандян.
Но не застали его.
За две недели до этого Микаэл уехал в Москву. Поскольку у Ветошникова в письмах упоминался и Хафа-фян, то жандармы арестовали его и отвезли в Третье отделение. Однако, когда после короткого допроса выяснилось, что Хафафян был всего лишь «почтовым ящиком», через который просто передавались письма Налбандяну, его отпустили, взяв тем не менее подписку о невыезде и запретив говорить кому бы то ни было, что тайная полиция преследует Налбандяна.
Увы, при всем своем желании Хафафян никак не мог предупредить своего друга, поскольку 2 июня, то есть за пять дней до качала арестов в Петербурге, Микаэл выехал уже из Москвы и теперь был на пути к Нахичевану.
…По приказу Александра Второго охранное отделение для поиска и ареста Микаэла Налбандяна откомандировало генерал-майора Дренякина.
Генерал-майор Дренякпц также считался большим мастером заплечных дел. Уже одной жестокости, с которой он подавлял крестьянские бунты, было достаточно, чтобы объявить его «верным слугой отечества».
В три часа ночи с седьмого на восьмое июня начальник Третьего отделения Александр Потапов, сочтя минувший день — столь важный и ответственный — благополучно завершившимся, облегченно вздохнул и отправил шефу жандармов князю Долгорукову следующее донесение:
«В городе, благодаря бога, все благополучно… Арестования сделаны удачно. Ветошников и Серно-Соловьевич очень сконфужены. Чернышевский ожидал, взят здесь в своей квартире… Все прямо отправлены в Алексеевский равелин; надеюсь, что в понедельник им уже будут даны вопросы… Хафафян был также арестован, но у него решительно ничего не только подозрительного, но даже сомнительного не найдено… письмо было адресовано ему для передачи Налбандяну — его земляку из Нахичевани. Об арестовании его сделано распоряжение. Дренякин уезжает завтра…»
Три дня спустя Третье отделение передало арестованных «созданной по высочайшему повелению Сенатской следственной комиссии».
…А аресты еще продолжались.
Одной из очередных жертв стал маркиз Николай де Траверсе, привезший для Микаэла Налбандяна «поваренные книги».
Следственная комиссия обратилась в министерство иностранных дел с просьбой выделить им сведущего человека, могущего ознакомить их с содержанием этой написанной на армянском языке брошюры.
Еще два-три дня, и «поваренная книга» могла обернуться одним из самых тяжких обвинений против Микаэла Налбандяна. И лишь то обстоятельство, что следственная комиссия не смогла узнать, кто скрывается под именем Симеона Маникяна, в какой-то степени облегчит участь Микаэла…
…Но можно ли назвать то, что произошло потом, «легкой участью»?
Ничего не знал еще Микаэл Налбандян, 10 июля въезжая в Нахичеван-на-Дону и даже не подозревал, что от самого Петербурга преследует его и все никак не может догнать тайная полиция.
Десять лет прошло с тех пор, когда он, вот так же преследуемый, бежал из родного города в Москву… И сейчас все будто возвращалось на круги своя. Он так спешил сюда, на свою родину, словно желал объединить начало и конец, чтобы замкнуть круг, чтобы оставшиеся ему несколько лет жизни стали только настоящим и чтобы родилось из всего этого вечное отныне его присутствие в жизни всех будущих поколений…
Но между началом и концом все-таки была разница. Десять лет назад почти никто не знал, как и когда покинул город дерзкий дьячок, этот «секретарь», пользовавшийся таким уважением народа.